— Омут! Впереди темный омут. Прорва!
ГЛАВА ВТОРАЯ
До Куреневки доехали автобусом. Дверь им открыла Ирина — жена Василия Васильевича. Он по-старомодному поцеловал ее в лоб, а она подалась вперед, вытянула шею, сказала:
— Я стояла в коридоре, слышала все!
В этом гибком, нежном движении была вся она, порывистая, нервная, немного экзальтированная, немного смешная. Такая во всем. Предпочитала туфли на низком каблуке (чтобы не казаться выше мужа), носила большие круглые роговые очки, и даже Тищенко до сих пор точно не знал, то ли она и вправду была близорука, то ли решила, что очки ей к лицу, выбирала странные, как ни у кого, юбки, одной из первых в городе надела брюки, бегала на все концерты, литературные вечера. Это ее проникновенное, стремительное движение навстречу мужу означало: я с тобой, я с вами и еще что-то значительно большее.
— Ну и хорошо, что слышала, — устало сказал Тищенко. — Не придется рассказывать.
Когда он, обернувшись к вешалке, стал снимать плащ, Ирина с Иршей встретились взглядами, даже не встретились, а прикоснулись друг к другу, и тихо, неслышно для Тищенко что-то прозвенело, отозвалось в их душах.
Квартира у Тищенко была большая — три комнаты, одна из них настоящая зала, но мебель — сборная, кое-что и вовсе обветшало, только сервант новый, на гнутых ножках, с инкрустацией, и новые книжные шкафы в кабинете. На стене несколько картин: желтая верба, будто летящая за ветром, синий вечерний сад и в нем одинокая белая фигура женщины, пейзаж с аистами.
— Шутят тогда, когда больше ничего не остается, — думая о своем, сказал Сергей и тяжело опустился на зеленую, в розовых разводах папоротников тахту.
— Не люблю похоронного звона. Возьми себя в руки, — строго сказал Тищенко. В этот момент старинные часы на стене пробили восемь раз. Василий Васильевич поглядел на них и улыбнулся: — Соседи за стеной жалуются, что будят по ночам, а я не слышу. Особенно когда лежу на правом боку. Левое ухо после ранения у меня немного того…
— Привык, — сказала Ирина. — Меня иногда тоже будят. — Но думала она о другом. Это выдавали брови: тонкие, нервные, они то и дело вздрагивали. И лицо, продолговатое, красивое, было напряженным и переменчивым. Оно отражало ее мысли, как чистая поверхность тихого плеса — каждое облачко.
— Жалко выбрасывать, подарок все-таки. Да и соседи — зануды, торговцы базарные. — Он хотел отвлечь Иршу от горестных мыслей, но это ему не удавалось.
Тот не слушал, сидел, прищурив глаза, крепко, до белесости сжав губы, медленно потирал под пиджаком грудь. Тищенко, заметив это, спросил обеспокоенно:
— Что с тобой? Сердце?
— Да, немного. Переболел в детстве, и когда что-то такое… Не обращайте внимания.
Тищенко заволновался, стоял расстроенный, не знал, что делать.
— Это же может быть серьезно. У меня и язва, и печень, но сердце… Что тут нужно? Валидол? Капли? Ирина, вызови «скорую».
Ирша закрыл глаза.
— Ничего не нужно. Пройдет. У меня… бывает, — сказал он и попробовал улыбнуться.
— Погоди, я сейчас, — заторопился Василий Васильевич. — Аптека рядом. Я мигом!
Он прокричал это уже из коридора. Хлопнула дверь, по лестнице пробухали шаги. Ирина стояла около стола бледная, растерянная, без очков, вид у нее был беззащитный. Казалось, она даже стала ниже ростом, голову держала, словно подраненная птица, набок. Вдруг она вздрогнула, бросилась к Ирше, схватила обеими руками его левую руку, прижала, поглаживая, к груди, в глазах было отчаяние.
— Очень больно?
— Уже отпустило. — Ирша высвободил руку, сжал узкую и гибкую Иринину кисть обеими ладонями.
— Что я наделала! — прошептала она отрешенно и отстранилась от Ирши. Страдание изменило ее лицо, оно словно увяло, постарело, стало некрасивым.
Прохрипели часы, сбросив в пропасть пятнадцать минут, и вновь принялись отстукивать секунды так громко, что ей подумалось, будто стучит больное сердце.
— Это мне наказание, — так же тихо добавила она. — Я знала: что-то должно случиться. С первого дня знала.
— Иринушка! — Рука Ирши безвольно опустилась. — При чем тут ты?..
— Как «при чем»? — удивилась она. — Василий… он такой… необыкновенный, такой чистый, благородный. Он так тебя защищал! А я…