Глаза Хэдли наполнились слезами, но она покачала головой.
Вот тут я снова почувствовала себя худшей матерью в мире. Ни один ребенок не должен так выскальзывать из дома посреди ночи.
Дом должен быть безопасным местом, в котором все плохое в мире исчезает, когда ты заходишь в дверь. Вместо этого это было место криков и синяков. Не более того.
Он больше никогда не причинит мне боль, и ему придется убить меня, чтобы добраться до Хэдли.
— Ладно, нам нужно вести себя очень тихо, — прошептала я. — Несмотря ни на что, мы должны продолжать бежать, как только выйдем за дверь, хорошо?
Хэдли вытерла слезу и кивнула. — Ты же моя большая девочка. Если папа проснется, я хочу, чтобы ты убежала обратно в свою комнату и закрыла дверь. Закрой ее, если сможешь, или положи что-нибудь тяжелое перед ней. Только не впускай никого, кроме меня, ладно?
Я знаю, что напугала ее, но у меня нет времени дискутировать, и я не хочу, чтобы она колебалась.
— Мне страшно.
— Прости, но мы должны идти.
— Мы вернемся?
Я покачала головой, а затем приложила пальцы к ее губам. Сейчас или никогда.
Я до сих пор не знаю, лучший ли способ — выходить из заднего входа, но на самом деле это единственный вариант. Входная дверь слишком близко к месту, где он спит, и я не собираюсь заставлять Хэдли вылезать в окно. Если мы сможем обойти дом незамеченными, у нас будет гораздо больше шансов.
Я потянула ее за собой, следя за каждым скрипом и шумом, который, кажется, усиливается в полной тишине. Мы подошли к двери, и я медленно дернула ее за ручку. Они не издали никакого шума, слышен только звук нашего дыхания. Мы вышли на улицу, я натянула на Хэдли свитшот и застегнула его, глядя ей в лицо.
— Ладно, мы должны идти.
— Мамочка? — Ее большие глаза наполнились страхом.
— Все хорошо. Нам нужно идти. Мне очень жаль, Хэдли. Я знаю, что ты любишь своего папу, и это тяжело, но мы… нам нужно уходить. Хотела бы я ей все рассказать, но не могу. Это слишком много для этой милой девочки с огромным сердцем, чтобы понять.
Однажды она оглянется назад и увидит, что я делала то, что считала лучшим, или, возможно, возненавидит меня навсегда. В любом случае она будет жива, чтобы это сделать.
Это все, что имеет значение.
Я схватила ее за руку и повела туда, куда выбросила из окна свою сумку. Когда я надежно взяла ее за плечо, мы быстро зашли за угол дома. Я не могу замедляться, по крайней мере пока мы не отойдем от дома.
Хэдли практически бежит рядом со мной, пока мы пробираемся мимо машины, дальше по подъездной дорожке.
И вот тогда я это слышу.
Звук деревянной сетчатой двери, стучащей о стену дома.
Он проснулся.
Он здесь.
Он убьет меня.
Я почувствовала это своим телом, осознание ударило прямо в лицо.
Воздух стал иметь вкус росы и лунного света. Запах коров и свежесрубленного дерева наполнили мой нос. Если он меня поймает, это будет последний раз, когда я дышу и чувствую запахи.
Я посмотрела на свою прекрасную девочку, сдерживая любые слезы, потому что, возможно, я больше никогда ее не увижу. Мой милый, яркий огонек всей моей жизни. Единственное, ради чего я боролась, чтобы жить.
— Беги, Хэдли, — сказала я, задыхаясь. — Беги очень далеко и как можно быстрее. Беги к тому, кто тебя защитит. Беги и не оглядывайся. Не останавливайся. Больше никого не слушай, просто беги.
— Мамочка? Я почувствовала, как Кевин догоняет нас. Я услышала его быстрые шаги все ближе и ближе. Единственный шанс, который у меня есть — позволить ему схватить меня, чтобы она могла убежать. Он не сможет достать нас обоих.
— Беги!
Сердце как будто покинуло мое тело, когда она сделала то, что я говорю.
— Хэдли! — закричал Кевин.
— Беги, Хэдли! Беги и не возвращайся! — выкрикнула я настолько громко, насколько смогла. Я хочу, чтобы моя девочка сбежала отсюда.
Кевин ухватил меня за затылок, дергая за волосы так сильно, что я закричала.
— Куда-то собралась?
Я могла бы соврать, но это не имеет значения. Он знает, почему мы крались посреди ночи. Я уже никуда не денусь, и на этот раз отказываюсь отступать и бояться. Случится худшее, но Хэдли уже не будет рядом.
Я почувствовала маленькое… да очень, очень маленькое утешение зная, что когда он убьет меня, то попадет в тюрьму, а она освободится от него.
— Ты не доберешься до нее.
— О, ты думаешь, что ты благородная? Думаешь, она не вернется домой к своему отцу?
Я засмеялась, потому что самое смешное, что она может быть не его дочерью. И все-таки во мне осталось немного самосохранения, которое держит мой язык за зубами. Я могу чувствовать себя смелой, но я не так глупа, чтобы усугубить ситуацию еще больше.