Возможно, это сон и меня на самом деле здесь нет. Все происходит не со мной.
Так я рассуждала, досчитав до двадцати трех, после чего телефон завибрировал.
Неизвестный: Я не буду этого делать. Пока что.
С меня как будто сняли оковы, и я облегченно вздохнула.
Разве Неизвестный не думал, что я могу вызвать копов, или что Хантер мог появиться в любую секунду? И, знаете, любой нормальный человек так бы и поступил, но только я могла зайти в подсобку и закричать от ужаса.
Сначала я даже не поняла, что делаю. Находясь словно под гипнозом, я протянула руки к замку и сняла его. Скрипучая ржавая дверь легко поддалась мне, вместе с тем разнося по улице неприятный для слуха звук. Внутри была всего одна комната, заваленная хламом, типа трубочек, салфеток и другой атрибутики для кафе. Рич говорил мне, что свет зажигается с помощью выключателя на веревочке, который должен был находиться прямо у меня над головой у входа.
Здесь пахло пылью, кофе и чем-то еще. Не самый приятный запах, от которого безумно чесался нос. Где же этот чертов выключатель? Я сделала шаг вперед, но неожиданно споткнулась и только в воздухе зацепилась за веревочку. Упав на колени, я машинально стала искать телефон, который валялся в метре от меня. Сейчас было достаточно светло, чтобы оглядеться, но я этого не сделала, потому что мой взгляд застыл на пустой стене, когда я пыталась подняться.
Там была кровь. По всей стене. Видимо, надпись, которую я сейчас не могла разобрать, была написана сравнительно недавно, потому что капли все еще стекали вниз, к полу.
Когда мой шок прошел, а из горла перестал литься крик, я кое-что поняла. Запах, который прежде разобрать не получалось, был из-за крови. Но она не человеческая, я знала это точно, потому что она пахла по-другому – более зловеще и в то же время более слаще. Я закрыла глаза, чтобы на мгновение перенестись в воспоминания. Вся моя жизнь до четырех лет была ужасной, по крайней мере, из того, что я помню.
Я подошла ближе, чтобы наконец понять, что было написано на стене. Многие буквы растеклись, но я сумела прочитать:
Вы умрете. Оставляют только лучших.
И в этот же момент дверь вновь скрипнула, я даже была готова встретиться с Неизвестным лицом к лицу, но это был Хантер. Он был запыхавшимся, злым и напуганным. Казалось, я смотрю на свое отражение.
В голове мелькали слова. Прости. Я такая дура. Я думала, все получится.
Но Хантер очень сильно удивил меня. Ожидалось, что он будет кричать, винить во всем, а вместо этого Хантер подошел и поцеловал меня. Как же мне хотелось, чтобы это длилось дольше, чем есть на самом деле. Через этот поцелуй мы словно сливались, становясь чем-то одним. Целым. Прикосновение губ Хантера было как воздух. И каждый раз мне хотелось вдохнуть все глубже, но это ощущение пропало, когда он отстранился. Мы тяжело дышали, и я постепенно возвращалась в реальность.
Слова Хантера звучали легко, но уверенно:
– Я звоню Паркинсону.
После того, как Хантер завершил звонок, мы вышли на улицу и сели на бордюр. Он обнял меня за плечи, а я безостановочно качалась вперед-назад. Я рассказывала Хантеру, как прошел рабочий день, и что произошло после смены, но он, кажется, меня не слушал. Его взгляд был обращен в пустоту. Перестав качаться, я взяла руку Хантера в свою, чтобы он обратил на меня внимание:
– Поговори со мной.
Тяжело вздохнув, Хантер сжал мою руку. Мне оставалось только ждать, пока он заговорит.
– Всегда чувствовал себя крутым. Ну, ты знаешь, – я усмехнулась. – А сейчас я даже ничего сделать не могу. И с каждым разом мне все труднее сдерживаться…
Я не понимала, о чем он говорит, но знала, что ему нужно выговориться. Хантер повернул ко мне свое лицо.
– Я не могу допустить ошибку, Скай. Не могу потерять тебя, ведь однажды…
Внезапно нас ослепил свет, и поначалу я даже испугалась, но потом я увидела машину. Это был детектив Паркинсон. За ним сразу же ехала еще одна машина, только в ней уже были полицейские. Мы с Хантером сразу же встали. Кровь словно застыла в жилах. Пока детектив вместе со своей командой приближались к нам, я все думала и думала – произошло бы это все, рассказав я все сразу? Умерла бы Райли? «Это судьба», – часто говорила мама, и сейчас я чертовски ненавидела ее.