Дворец этот, построенный недавно, несколько нарушал архитектурный ансамбль Кремля своей прямоугольной формой, обилием стекла. Вечером, освещенный изнутри, он казался большим, прозрачным куском льда, айсбергом, занесенным случайно в самую середину столицы из студеного дальнего моря. И внутри он был необычен.
Мягкие пластиковые полы, стеклянные стены-окна, дневное освещение без ламп и бра из отверстий в потолке — все это создавало впечатление большого простора. И действительно, полторы тысячи делегаток из ста десяти стран в пестрых национальных костюмах как бы превратили фойе и коридоры дворца в площади и улицы большого и необыкновенного города, города будущего, когда сотрутся границы между государствами, исчезнут различия между расами и народами, и в каждом городе можно будет увидеть жителей Европы и Азии, Скандинавии и далекого Цейлона.
Галина Сергеевна чувствовала себя немного растерянной в этой многоголосой, яркой толпе. Вдруг к ней подошла курчавая марокканка в красочном, из тяжелой парчи наряде и, сверкая белыми-белыми зубами, что-то горячо произнесла и пожала руку.
Звонок оповестил о начале конгресса, и Галина Сергеевна так и вошла в зал рядом с этой молодой арабкой. Почти половину сцены занимал огромный плакат-эмблема конгресса: женщины белой, желтой и черной расы под одним платочком.
Открыла конгресс представительница советской делегации Нина Попова. Она говорила о нашем веке, разгадавшем тайну атома, о советских людях, которые обращают силу атома на добрую службу человеку и штурмуют Вселенную во имя мирных целей.
Рядом с Галиной Сергеевной сидела пожилая русская женщина.
— Наверно, Терешкова сейчас придет, — шепнула она.
И действительно, Нина Попова уже поздравляла и приветствовала двух новых космонавтов Валентину Терешкову и Валерия Быковского, только на днях закончивших свой совместный полет.
В строгом платье, стройная, русоволосая, поднимается в президиум первая женщина-космонавт. В зале начинается овация, полторы тысячи голосов кричат:
— Валя! Валя! Ура!
Делегатки Азии в знак высокого уважения надевают Валентине на шею гирлянды из цветов. Другие женщины кладут ей на плечи пестрые платки. Наконец зал утих.
— Вон Долорес Ибаррури, — кивнула соседка.
— Где?
— В президиуме. Смотрите сюда.
Галина Сергеевна узнала. Совсем седая голова, крупные, мужественные черты лица.
— У меня сын в Испании погиб, — сказала русская женщина. И помолчав. — А у нее под Сталинградом.
Да, вот две женщины, такие разные, из далеких стран, отдавшие своих сыновей за свободу другого народа, за мир на земле. Разве это не объединяет их воедино, разве они не олицетворяют собой женщину-мать, борца за мир во всем мире? И таких матерей миллионы.
А с трибуны японка Фуки Кусида говорила о своей стране, своей родине, испытавшей уже на себе смертоносное действие атомной бомбы. Она говорила с болью, с гневом, она призывала всех женщин сказать войне: «Нет!» Хиросима не должна повториться!
В перерыве многие женщины, стоя и прохаживаясь в фойе, уже разговаривали, обменивались сувенирами и значками. Боковой проход вывел Галину Сергеевну в небольшой зал, где на полу блестело неправильной формы озеро, в котором отражались пальмы и еще какие-то южные растения. Это было так неожиданно среди строгой архитектуры дворца, что невольно вызывало возглас удивления.
Тонкая, чернокосая женщина в желто-золотистом сари что-то с улыбкой сказала по-своему и, быстро подойдя к пальме, красиво оперлась на нее локтем. Эта смуглая индианка в одно мгновение оживила маленький экзотический пейзаж, как будто показала частицу своей далекой родины.
А потом — опять зал. На трибуну выходили женщины Испании, Франции, Африки, Греции, женщины разных континентов, различных убеждений, несхожих судеб, но объединенные одним стремлением, одним порывом — остановить войну, страшную атомную войну, которая не пощадит, не обойдет стороной ни одно государство. Разве хоть одна мать может спокойно, в бездействии ждать, пока обрушится термоядерный смерч?
Валентина Терешкова сказала, что в своем космическом полете она смотрела на прекрасную нашу Землю и думала, что нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы ее, голубую и сияющую, засыпал черный атомный пепел.
Конгресс продолжался шесть дней. Он призвал все правительства приступить к разоружению, ликвидировать запасы ракетно-ядерного оружия. А закончился он обращением к женщинам всех континентов: «Мы, дающие жизнь, должны ее защищать! Нас объединяет любовь к детям, стремление к миру… Если мы захотим, жизнь восторжествует!»