У Грегори думать времени не было. Сила сорвалась с цепи ровно в тот момент, когда Сандер схватился за оружие, но вечно голодная свора, перебирая когтистыми лапами по паркету и разрывая его в труху, не успевала. А Грегори успел. Сделать то единственное, что хотел и мог. Он заслонил от выстрела Алисию.
Боль в груди нарастала волнами. Сначала ожог прямо в районе сердца и, разрывая сосуды, по крови разлетелся проклятый металл. Он драл все магические сети, выгрызал кусками очаги дара, что сплелись в теле. Он разрушал магию. А вместе с ней и носителя.
Грегори не смог сделать вдох. Горячее пламя заполонило все внутренности, мышцы скручивало как старую тряпку в руках поломойки, и всего один шаг, чтобы потерять равновесие, оступится и начать падать.
Некромантский тлен затянул плотным туманом пространство. Он выл, рвался, бесновался, потеряв хозяина. Он жрал, захлёбываясь горькой слюнной, всё, что попадалось на пути. Вечно голодный, а теперь ещё и брошенный.
Алисия поняла, что Грегори падает. Она пыталась его подхватить, но упала вместе с ним. В тёмных глазах искрил неровными всполохами дар. Элис с ужасом поняла, что прижимает холодные ладони к пробитой груди. Из раны неровными толчками струилась кровь.
— Нет, — прошептала она, глядя на Грегори, который хватал ртом воздух. — Нет, прошу тебя…
Горячие слёзы брызнули из глаз. Грегори пытался что-то сказать, но воздуха не хватало. Он открывал рот, взмахивал рукой, а Алисия зажимала рану, не понимая, что даорит слишком коварный металл. Кулон на груди раскалился, и Элис с остервенением сорвала его с шеи. Ну думая, что делает, она скользкими от крови пальцами раздавила оболочку «Запертой жизни». Тонкая дымка эликсира змеёй спустилась к пробитой груди Грегори и, словно пробуя гранатовые капли на вкус, облизала края. Ей понравилось настолько, что она пробралась глубже. Внутрь…
— Я тебя прошу, не умирай, — прошептала Элис, прижимаясь к Грегори. — Ты обещал, ты меня заставил поверить… Грегори…
Некромантский тлен слышал голоса беспомощных людей, которые бегали, кричали. А он голоден и теперь свободен. Тот, который пленил, который запрещал и награждал, сейчас умирал и вечно голодная стая пойдёт по миру, забирая по праву своё, но…
Нити заклятия старых почти забытых богов связали прочно. Настолько, что даже сама госпожа Смерть не в силах разрубить этот узел. Просто, потому что заклятие было произнесено для богов в месте старого капища, напоенного древней кровью, которая смешала в себе частицу каждого из них. И никто не мог противиться словам, которые приняли боги. Никто. Даже дар смерти. И сейчас он просто обретёт ту, которая свяжет его своей волей и заставит преклонить лобастые головы с оскаленными мордами просто потому, что у неё хватит на это сил.
— Даорит… — шёпотом вместе с кровью…
Элис хотела закричать. Но не время. Она собирала свой покорный дар, чтобы плести один за одним заклинания. Регенерация, исцеление, остановка крови.
— Ты не сможешь, — прохрипел Грегори, и Элис в бессилии закусила губу. — Не пытайся… Лис… Моя Лис…
Его рука слишком резко взметнулась к лицу Алисии, чтобы повторить рисунок скул, зацепится за волосы…
— Беги… — синева вокруг губ была плохим признаком, и Алисия свежей, сильной кровью писала руны на полу, чтобы и магия крови наконец вступила в игру. — Документы… на имя… княгини…
Кашель был с кровью, значит пробито лёгкое…
Почему эликсир не действует?
— Князь ждёт… тебя… — голос у Грегори стал совсем неслышным и Элис то ли ловила каждое слово, то ли боялась отвести взгляд. Нет. Так не может. Только не Грегори.
— Я не оставлю тебя, — её собственный голос слишком надломленный звучал не громче.
— Я умираю… — Грегори пытался закрыть глаза, а кровь на рубашке алым пятном расползалась всё дальше.
— Нет. Я не позволю…
— Лис… моя Лис… — в глазах цвета самой тёмной ночи стихали икры дара, Алисия цеплялась в рубашку, закрывала рану ладонью, чтобы заклятия, заклинания, эликсир не могли расползтись в стороны. В голове набатом стучал пульс. Потеря. Самого любимого человека. Единственного. — Знаешь… я… наверно сразу тебя полюбил…
Шелестом осеннего листопада звучит голос.
— … как только… посмотрел в твои глаза… — Грегори ещё пытается говорить, но новый виток боли простреливает, и судорога сковывает всё тело. Он не боялся никогда смерти, просто именно сейчас не хотел умирать. Сейчас, когда нашёл, ради чего стоило жить. Алисия была последним поцелуем перед эшафотном и самым настоящим волшебством, которое теперь можно встретить только в сказке. И Грегори отчаянно боялся узнать, что там в конце. Он не жалел о своём поступке, просто как бы не готовил себя, как бы часто не сталкивался со смертью , своя всё равно внезапная. И так и хочется жить… Но лучше пусть живёт Элис… Она — единственная, ради кого Грегори хотел изменить этот мир. Элис должна жить, а вместо этого плачет, глупая…