Пол Хейнбергер никогда не любил игристое вино, но почтенная госпожа Ферро слишком редко снисходила до общения с политиками. Пол в очередной раз подавил внутри себя икоту и только собирался начать очень неприятный разговор про одну из наследниц, как в глазах стало двоиться, руки затряслись, а в горле образовался тугой комок боли, который невозможно проглотить.
Амулет, заколдованный на друзей, раскалился на груди, почти прожигая кожу, и Пол со стоном попытался расстегнуть рубашку, но одеревеневшие пальцы плохо слушались и вместо того, чтобы сорвать побрякушку, которая сигнализировала о беде с одним из друзей, Хейнбергер просто цеплялся за ворот и тянул удавку галстука. Госпожа Ферро не совсем поняла в чём дело, но быстро сообразила, что припадок — это нетипичное поведение политика. Женщина обошла столик и, вцепившись костлявыми пальцами в ворот, дёрнула на себя верхнюю пуговицу. Действительно, под кулоном-монетой краснела кожа.
Ферро сорвала талисман и отбросила его на ковёр. Пол задышал спокойнее и нервно признался:
— Думаю, мне стоит извиниться, — госпожа Ферро благосклонно кивнула. — И перенести на более удачное время нашу беседу.
Тадеуш Гордон сидел в своём кабинете и перебирал бумаги.
Всё же хорошо вышло, что удалось свести дочь и Стенли. И тем более удачно, что мальчик любит так сильно, что пойдёт на всё ради Элис.
Напольные часы гулко пробили время, и Тадеуш отодвинул пресс-папье на край стола. Надо ещё обсудить с Грегори вопросы аренды земель с короной.
Эта была последняя дельная мысль, которая успела проскочить между двумя слишком внезапно больными ударами сердца. Боль расползалась от груди к левой ключице, сковав движения и мешая вздохнуть. Тадеуш слепо шарил руками по столу в надежде наткнуться на колокольчик, который обычно зовёт камердинера, но сведённые болью пальцы не смогли подхватить маячок и просто спихнули его со столешницы.
Тадеуш несколько раз открыл рот, стараясь вдохнуть побольше воздуха, но не удалось. Вдруг ставшее безвольным тело завалилось на бок, вынуждая кресло накрениться и в итоге упасть.
На шум пришла Александра, которая в это время перебирала образцы тканей для будущей детской в доме Стенли. Алисия такая безответственная: то платье не может выбрать, то теперь отнекивается по поводу детей, а они всегда, как тётушка Кло — внезапные.
— Тедди! — вскрикнула Александра, бросаясь к супругу и падая на колени возле него. — Тадеуш, что случилось?
— Элис… — едва поворачивая язык, прошептал Тадеуш. — Грегори… с ними что-то случилось…
На среднем пальце левой руки переливался багровыми бликами перстень, что подарил старик Стенли своему другу много лет назад.
Филип сразу понял, что будет непросто. Вот как только увидел впервые кудрявую чародейку с изумрудными глазами — так и понял: дело — дрянь. И скованный амулетом жизни Дювье только утвердился в своих предположениях.
Тощий и весь какой-то угловатый ассистент переминался с ноги на ногу и не знал куда деть свои неимоверно длинные руки. Филип с печалью подумал, что вот хороший мальчик для бумажной работы, но как только ситуация не по протоколу возникает в реальной жизни — сразу ступор.
Поминая всех богов, но всё же больше демонов, Филип с трудом поднялся с пола и, опираясь на стол, кастунул заклинания с матрицей телепорта. Пространство затянуло белёсым дымом и, вздохнув поглубже, Дювье сделал шаг в неизвестность.
Особняк был похож на заросший много лет назад терновником мёртвый замок. По приторному сладковатому аромату жасмина Филип понял, что смертей здесь предостаточно. Идя вдоль стен и периодически останавливаясь отдохнуть, Филип дошёл до кабинета Грегори и выжег дверь просто потому, что открыть не смог.
Кровь чавкала под подошвами сапог. За столом в коконе из мёртвых и одновременно живых побегов шиповника сидела Алисия. Грегори безвольной куклой лежал рядом. Элис гладила тонкими ладонями Стенли по лицу, убирая волосы. Она пела колыбельную смерти. И всё мёртвое и живое, повинуясь старому заклятию, вторило её словам.
Глава 43
— Ты спасла его тело… — не поднимая глаз, сказал Филип. Он появился раньше всех. И забрал Грегори в королевскую лечебницу. Вернул на следующий день с ужасными новостями: смерть. — Но он ушёл уже, понимаешь?