Слуги оказались заперты в подвале, и Элис не особо разбиралась, что делала, просто обращала в труху металл замков. Некромантский тлен бесновался и норовил вырваться из-под контроля, но Алисия с каким-то внутренним, просто чудовищным ужасом понимала, что Грегори не придёт и не приручит свою силу, поэтому стискивала зубы и прогибала мёртвую свору, чтобы повелевать.
А потом Алисия писала отцу. Бессвязно. Обрывками. И получила короткое письмо от матери: «Сердечный приступ. Лекарь старается».
И позднее дом наполнился голосами. Пол Хейнбергер появился возле дверей и долго стучал молотком, чтобы добиться единственного — Алисия волной чистой силы распахнула створки и, не произнеся ни слова, поднялась в спальню Грегори. Нет. В их спальню.
Хейнбергер приносил соболезнования, заверял в том, что обязательно поможет, но Алисия проявила чудеса краткости.
— Нет. Он жив.
Николас открыл телепорт в библиотеку и кричал очень долго, захлёбываясь истерикой и слезами. Элис смотрела на это с безучастием, которое может коснуться только у человека, который потерял всё, поэтому и не реагирует. А потом утром вернулся Филип.
— Нет. Он жив… — повторила Элис уже ему и посмотрела на бледного Грегори, которого уложили на постель.
— Алисия… — простонал Филип. У него под глазами залегли круги, и голос предательски срывался. — Ты не можешь держать его в этом мире только из-за своего упрямства. Он мёртв.
— Нет, — холодно противоречила Алисия, не замечая голоса рассудка. Её Грегори просто не может умереть. Он ведь обещал, и это всего лишь глупые люди не понимают, что некромантам подвластна даже смерть.
— Элис, прошу, услышь меня… — попросил тихо и обессиленно Филип. — Я тоже не хочу в это верить, но это так. От Грегори осталась всего лишь оболочка, которая через несколько дней без хорошей магической поддержки тоже станет умирать. А ушёл он в тот момент, когда металл против магов оказался в его теле. Он умер во время выстрела, Элис…
От стен отлетел короткий злобный рык призрачной гончей. Алисия не улыбалась. Она скалилась. Филип просто не понимает, что Грегори жив.
— Элис, я тебя прошу… Умоляю…
Господину Дювье не доводилось вставать на колени перед чужой дамой уже… Да никогда! Но сейчас он медленно, словно вместо суставов были шарниры, опустился на колени, стараясь поймать в объятия ладони Алисии. Холодные, безжизненные, мёртвые…
— Не стоит, — Элис сделала шаг назад, глядя почти остекленевшими глазами перед собой. — Ты не понимаешь, Грегори жив, просто я ещё не знаю как…
— Элис, очнись, — Филип встал с колен и сделал нервный резкий шаг в сторону Алисии. Это он зря. Тьмы взбунтовалась и зашептала разными голосами, в которых можно было разобрать и надтреснувшую речь старухи и детские высокие ноты. — Ни один некромант не пойдёт догонять Грегори, потому что он ушёл слишком далеко, а даже если ты найдёшь самоубийцу, то вычерпаешь не только всё наследство, но и собственную силу отдашь. Не смей!
Филип совершенно случайно, нечаянно, закричал, но он действительно переживал за Алисию, и Грегори не простил бы ему, если бы она сама себя покалечила, но…
Элис склонила голову к плечу, и глаза затянула тьма, глянцевая и густая. По шее нервными ломаными линиями растекались чернильные следы вен. Алисия шагнула незаметно для Филипа и положила свою хрупкую, слишком тонкую, ладонь на мужскую шею. Дювье ощутил, как воздух не может проникнуть внутрь, как рука очень точно давит на кадык, как пульс учащается…
— Не мешай мне… — шелестом ночного кладбища прозвучал голос Элис, и Филип нервно кивнул. Когда ладонь перестала сдавливать шею, Дювье вновь попытался достучаться.
— Алисия, ты не можешь просто так удерживать Грегори в мире живых. Ты хотя бы понимаешь, что приговариваешь и себя тоже? Это твоя сила убила градоправителя и власти не успокоятся, пока не осудят. Тебе надо бежать, а не страдать старыми сказками. Никто мёртвый ещё не стал живым…
— Уходи, — почти пропела Элис, и голодная стая смерти взвыла из углов. Филип уйдёт. На сегодня. А потом вернётся, чтобы попытаться спасти хотя бы её.
Алисия смотрела сквозь тёмную пелену, как за дверью исчезает Дювье и отчаянно боялась не выдержать. Филип прав, но что от этой правды Элис? Ничего. Правда не вернёт Грегори…
В голове вязким туманом разливалось отчаяние. Оно мешало воспоминания и реальность, и Элис временами останавливалась посреди коридора и оглядывалась, стараясь запомнить ускользающее настоящее.