— Какой же он шут…
Грегори встрепенутся, потому что это была первая не наполненная болью фраза и уточнил, чтобы поддержать беседу.
— Шпион.
— Но и шут тоже, согласись? — Элис ещё не улыбалась, но посмотрела открыто, не прячась.
— Куда без этого… — проворчал Грегори и предложил локоть. Элис вцепилась в руку своими тонкими пальцами. Тропинка среди едва одевшихся в зелень деревьев заставляла вспоминать, что примерно так всё и начиналось. Только Грегори был пьян, а Элис умела улыбаться без боли.
— Я не знала… — тихо, почти шёпотом, призналась Элис, и Грегори остановился.
— Я знаю, Лис… — он прижал Алисию к себе и уткнулся носом в её волосы с ароматом миндаля и яблоневого цвета. — Я тоже не знал. И я не должен был доводить до такого…
Рыдание в рубашку и сжатые в кулаки ладони, что ударяются в грудь.
Правильно.
Грегори и не такие удары выдержит, лишь бы больше Элис не винила себя…
Глава 50
Осень пахла Элис.
Или наоборот, Элис пахла как осень. Первая осень после всех бед.
Грегори снова потёр шею, и Тадеуш усмехнулся.
— Это только первый год, потом привыкнешь…
Но Грегори привыкать не хотел. Не то чтобы его сильно удручала работа на корону. Его удручала клятва верности, принесённая королю, а не короне. Это большая разница, но сегодня не тот день, когда можно омрачаться такими вещами.
Тётка Кло курила. На мундштуке было красное пятно от её помады, и Элис почему-то постоянно цеплялась взглядом за такой символичный знак. Её белое платье и алое пятно.
Александра крутилась возле дочери и норовила то потуже затянуть шнуровку платья, то поправить волосы. Дочь была жутко нервной и постоянно перехватывала пальцы Александры, чтобы отвести от себя и позже посмотреть укоризненно. Но вообще-то, не каждый день родная кровинушка замуж выходит, пусть и за проклятого некроманта. Александр сама чуть не умерла, когда узнала, что пришлось пережить дочери, а этот… Грегори как чудовище настоящее не разрешал видеться, хотя…
— Лесси, угомонись… — повторила Клотильда и стряхнула пепел в чашку с чаем. У горничной дёрнулся глаз, и госпожа Матеуш, заметив это, усмехнулась. — А вы милочка, принесите вместо этого ужасного чая виски…
— Прямо в чашке? — уточнила горничная, и Клотильда кивнула. Какая разница из чего пить алкоголь.
Элис нервничала. Вся её жизнь складывалась так, что как только случается что-то хорошее, следом идёт обязательно какая-то неприятность. И сейчас, сжимая пальцы на лёгком кружеве, Элис почти молилась всем богам, чтобы всё обошлось.
И не было богатого храма и нескольких сотен знакомых, пышного традиционного платья, венка из эвкалипта и левкоя. А была маленькая часовня в лесной глуши со старым храмовником, который проводил молодых, родителей и тех немногих друзей к увитой плющом беседке. Было длинное белое платье без фижм, но с серебристой вышивкой по краям подола и рукавов. Вместо эвкалипта — поздние пышные астры цвета молока и полынь в волосах.
И был Грегори…
И самые нужные правильные слова, сказанные теперь по-настоящему:
— Вверяю свою жизнь, смерть, душу, дар тебе. Чтобы через годы, века, тысячелетия мы всё равно могли найти друг друга, — и тогда пальцы Грегори подрагивали.
— Вверяю тебе всю себя со своей жизнью и смертью, душой и даром. И всё, что принадлежало мне, отныне станет твоим… — а у Элис голос.
И старый храмовник вытаскивал тяжёлую сплетённую из шести нить из ритуальной чаши и обвязывал запястья молодых, чтобы под тяжёлыми словами клятвы она превратилась с нерушимый зарок, что навеки вплетётся в кожу.
И плакала Александра. И в тон ей всхлипывала Грета. А Дмитрий тихонько передавал тётушке Клотильда серебряную фляжку с коньяком. Тадеуш потирал грудь, улыбался криво и когда никто не видел, смахивал с глаз соринку.
И было много слов сказано в тот день и прошептало признаний в ту ночь. И всё это откладывалось в памяти, чтобы стать частью чего-то великого. Например, любви.
И вновь пришла зима, которая оказалась невозможно тёплой. Настолько, что проталины в саду никак не затягивало пышным белым покрывалом. И была Элис, которая смотрела, как в тёмном небе парит немного Трусливый дракон. И был Грегори, который потирал шею под тонкой вязью клятвы и продолжал служить короне.
А потом была весна.
Элис аккуратно ступала между распустившихся нарциссов, стараясь не задеть носочками туфелек едва пробившийся ростки мелиссы и мяты. Кудрявые волосы рассыпались по плечам, а в руках была зажата корзинка с сочными клубнями цветов. Алисия приостанавливалась, словно решая, а стоит ли идти прямо сейчас, но потом мотала головой, выкидывала оттуда страшные мысли и продолжала путь.