– Брат Болдрик, вы же больны!
– Нет, – возразил он. Джиллиан вцепилась в его рукав, однако Болдрик оставался непреклонным. Он расправил плечи, что заставило его казаться немного выше, и в этом движении Джиллиан уловила признаки упрямства, которое проявлялось крайне редко.
– Это всего лишь кашель, небольшая простуда, – отмахнулся он от расспросов. – Вам не о чем тревожиться, дитя мое. Те долгие дни, что я провел в странствиях вместе с отцом Эйданом, были холодными и дождливыми. Я совершенно здоров, – заверил он ее. – А теперь, леди Джиллиан, ступайте и займитесь вашим пациентом. Он куда ближе к могиле, чем я.
Но Джиллиан внезапно застыла на месте, пораженная ужасом, острая боль пронзила все ее существо. Возможно, это и выглядело со стороны ребячеством, но ей вдруг показалось, что мир, в котором так спокойно и безмятежно протекала вся ее прежняя жизнь, вдруг рухнул; так оно и было на самом деле. Отец был навсегда потерян для нее и, по всей вероятности, Клифтон тоже. Брат Болдрик – вот все, Что осталось у нее от прежнего мира. Она не могла потерять и его! Однако никакие доводы не способны были разубедить монаха. Она приподнялась на цыпочки и поцеловала старика в щеку.
– Берегите себя, брат Болдрик, иначе я позабочусь об этом сама, не спуская с вас глаз ни днем, ни ночью, – предостерегла она его с притворной строгостью.
В ответ у него вырвался хриплый смешок.
– Охотно вам верю. – Улыбка на его лице померкла. – Когда приду в следующий раз, то принесу ему одежду. – Он перевел взгляд с хижины на девушку. – Помните, леди Джиллиан, нельзя быть слишком доверчивой.
Смысл его последних слов не ускользнул от нее. Джиллиан долго стояла неподвижно, глядя, как брат Болдрик пробирался через заросли высокой травы к тропинке, петлявшей между скалами.
Отец во время их последнего разговора настаивал на том же. «Будь осторожна», – сказал он ей тогда.
Ею овладело зловещее предчувствие. В ее воображении снова всплыл образ Гарета – темные волосы, проникновенный взгляд зеленых глаз… Какую роль этому человеку суждено сыграть в ее жизни, если вообще суждено? Сможет ли он когда-нибудь снова обрести утраченное прошлое? Что до его будущего, внезапно подумалось ей, то он мог смотреть в него не с большей уверенностью, чем она сама.
Ни у кого из них не было выбора. Ей оставалось лишь ждать – ждать того, что готовила ей судьба. Ей и Гарету.
Глава 5
– Он мне не доверяет. И похоже, я ему не нравлюсь, – заявил Гарет решительно, едва Джиллиан успела переступить порог дома. Было очевидно, что он имел в виду брата Болдрика. Девушка поспешно прикрыла дверь, после чего повернулась лицом к своему пациенту.
Гарет уселся на постели, опираясь на подушки. Угрюмую линию его губ не смягчало даже слабое подобие улыбки.
Джиллиан задумалась над его словами, не будучи уверенной в том, что ему ответить.
– На то есть свои причины, – произнесла она наконец.
– И какие же?
Ах да. Ей бы следовало предвидеть, что он станет настаивать.
– Я знала брата Болдрика с самого детства. Он служил моей семье еще задолго до того, как я появилась на свет. Он заботился обо мне после смерти моего отца…
– И твоего мужа, без сомнения, – вставил Гарет многозначительным тоном. В его голосе проступили холодные нотки, и Джиллиан сразу почувствовала себя неловко.
– Да, – вынуждена была солгать она. Уголки губ Гарета поползли вниз.
– У него нет никаких оснований не доверять мне.
– Он относится к тебе настороженно, поскольку ты чужой в этих местах.
– Разве в обязанности священника не входит…
– Брат Болдрик нс священник. Он всего лишь послушник, посвятивший свою жизнь Богу. После гибели жены и детей много лет назад он решил стать служителем церкви.
– Как раз об этом я и говорю. То, что он не принял духовный сан, ничего не меняет. Он носит монашеское облачение, а разве не прямой долг служителя Божьего быть милосердным к другим людям? И хотя ты сама утверждаешь обратное, я не заметил в нем ни намека на сострадание или всепрощение.
Джиллиан не могла привести в защиту брата Болдрика никаких доводов, кроме одного.
– В последнее время по всей стране зреет недовольство, – пробормотала она.
Гарета удовлетворило такое объяснение. Брат Болдрик призывал ее быть крайне осторожной, и потому Джиллиан лихорадочно соображала, не зная, что именно можно открыть Гарету без ущерба для себя.
– Немало людей не слишком расположены к королю Иоанну, – заметила она осторожно, – и опасаются, что у него есть осведомители во всех уголках королевства. Народ Англии уже устал от его беспрестанных поборов, и очень многие считают, что короля мало заботит Англия и все, что ему нужно, – это пополнить свою казну, чтобы он мог вернуть потерянные норманнские владения.
– Такие наступили времена. Преданность столь же непостоянна, как ветер, и каждый отвечает сам за себя.
Последнее замечание оказалось на удивление точным, и Джиллиан кивнула.
– А мой отец, бывало, говорил, что всю страну словно накрыло большим мрачным облаком.
– Стало быть, король Иоанн нс пользуется любовью своих подданных.
«Вернее, они его презирают», – едва не вырвалось у нее. Джиллиан бросила беглый взгляд на настороженное лицо Гарета. Слова брата Болдрика снова вспомнились ей: «Вам нельзя быть слишком доверчивой». Она заколебалась, не решаясь ответить Гарету ни «да», ни «нет».
Он указал ей на табурет рядом с кроватью.
– Расскажи мне подробнее о том, что ты знаешь. Джиллиан, шурша юбками, повиновалась.
– Я тогда была еще слишком молода, чтобы помнить все до мелочей, но после кончины архиепископа Кентерберийского между Ватиканом и королем Иоанном возникли серьезные разногласия.
Гарет поднял руку.
– Архиепископ Кентерберийский, – повторил он. – Если не ошибаюсь, им был тогда Хьюберт Уолтер?
– Да. Папа Иннокентий отказался утвердить на этом посту кандидатуру монахов – Реджинальда, но и выбор короля Иоанна – епископа Норвичского – он тоже отверг, предпочтя ему Стивена Лангтона. Иоанн же поклялся ни за что не позволить Лангтону вступить на английскую землю. И когда король отказался уступить, папа наложил на Англию интердикт.
– И двери церквей были заперты и опечатаны, – мрачным тоном закончил Гарет. – Колокола перестали звонить, алтари были занавешены, и вся церковная утварь убрана. Но в конце концов Иоанн вынужден был принести присягу на верность Риму и Хьюберта Уолтера объявили архиепископом.
– Да, – подтвердила Джиллиан. – Похоже, ты знаешь намного больше, о последствиях интердикта, чем я.
Последовало продолжительное молчание. Взгляд Гарета был устремлен через всю комнату на сгустившиеся тени. Во всей его фигуре чувствовалась глубокая печаль.
– Как такое может быть? – произнес он мгновение спустя. – Я знал все эти подробности, и в то же время мое собственное прошлое ускользает от меня. Явился ли я сюда с севера, с юга, или, быть может, из Лондона? – Он замер, потом сказал: – Я был в Лондоне. Да-да, я там был – и город мне сразу нс понравился. Дома громоздятся друг на друга, улицы узкие, грязные и пахнут, как конюшня, давно не чищенная. – Он стиснул зубы. – О Господи! Неудивительно, что брат Болдрик сомневается в каждом моем слове.
В его голосе слышалась такая невыразимая мука, что у Джиллиан сжалось сердце от сострадания.
– Должно быть, тебе тяжело сознавать, что ты не можешь ничего вспомнить.
– Иногда я просто не могу думать ни о чем другом. Я прилагаю столько усилий, что у меня начинает болеть голова. Мне неприятно чувствовать себя таким беспомощным. Мне кажется… – Тут он сделал раздраженный жест рукой. – Ох, я не знаю, как тебе это объяснить. Словно кто-то приставил лезвие меча к моему горлу, а я не в состоянии за себя постоять. – Он окинул себя взглядом с головы до ног, и губы его скривились в горькой усмешке. – Ты только посмотри на меня! Если кто-нибудь ворвется сейчас в эту хижину, тебе придется защищать меня!