– Рада сделать вам одолжение, господа.
Сэр Бентли перевел взгляд на сэра Маркуса, слегка приподняв бровь:
– Мы будем первыми.
Сэр Маркус с шаловливой улыбкой на губах описал мечом круг в воздухе.
– Принимаю вызов. – Он обернулся к Джиллиан: – Вы сами назовете победителя, миледи.
Кто-то побежал за креслом для Джиллиан. Они вместе выбрали место для схватки. Короткий поклон в ее сторону – и оба рыцаря подняли вверх свои мечи и щиты: поединок начался. Каждый горел желанием доказать свою силу и ловкость. Они то обходили друг друга по кругу, то наносили и парировали удары, двигаясь взад-вперед, из стороны в сторону, прикидывая в уме слабые стороны противника. Но так как оба оказались примерно равными по росту, ширине плеч и весу, схватка возобновлялась снова и снова. Пригнувшись низко к земле, Маркус одним молниеносным движением развернулся к Бентли. Сталь в его руке вспыхнула серебром, когда он нанес очередной удар. Бентли высоко подпрыгнул, чтобы избежать смертоносного лезвия. Тут Джиллиан почувствовала, что не в силах больше этого выдержать.
– Довольно, прошу вас! – воскликнула она, прижав ладони к порозовевшим щекам. – Мужчины могут находить это забавным, но, клянусь, каждый раз, когда вы скрещиваете мечи, у меня сердце замирает в груди!
– Они просто резвятся, как мальчишки, – крикнул кто-то из задних рядов. – Если вы хотите увидеть настоящее фехтование, миледи, вам надо взглянуть на его светлость!
Маркус и Бентли прекратили поединок, ткнув лезвия мечей в замерзшую землю. Они в упор рассматривали друг друга, делая вид, будто обижены этим вмешательством.
– А кто, по-вашему, научил нас всему тому, что мы умеем? – бросил через плечо Маркус с улыбкой на губах. – Недаром мы считались самыми способными его учениками!
– Да, – вторил ему Бентли. – Мы оба брали уроки у лучшего из лучших!
Краем глаза Джиллиан уловила среди собравшихся какое-то движение. Кто-то еще присоединился к кругу рыцарей. Бросив взгляд в дальний угол двора, она убедилась, что Гарета там уже не было, – и ей не нужно было объяснять, куда он исчез. Поднявшись с кресла, она направилась через двор туда, где стояли Маркус и Бентли, на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы она могла встать между ними. Одарив каждого из них по очереди сердечной улыбкой, Джиллиан наклонила голову и вложила свои тонкие изящные пальцы в их руки в латных рукавицах.
– Я должна похвалить вас за ваше мастерство и объявляю вас обоих победителями. И конечно, с вашей стороны очень любезно ставить искусство господина выше своего собственного. Однако вы наверняка преувеличиваете способности моего мужа в обращении с мечом.
– О нет, что вы, миледи! – запротестовал кто-то. – Неужели вы не знаете, каким образом милорд сумел заполучить большую часть своего состояния?
– Полагаю, оно досталось ему от отца и деда.
– Да, и это тоже, – ответил с усмешкой сэр Годфри и пригладил бороду. – Но, кроме того, хозяин участвовал во многих турнирах, переезжая с одного на другой. Ах, какие призы ему доставались, какие баснословные выкупы! Никто не мог с ним сравниться, разве что сам Уильям Маршалл в его молодые годы!
– Да он мог напасть на дюжину вооруженных людей сразу и уложить их в один прием! – подхватил кто-то другой.
Тонкие черные брови Джиллиан поползли вверх.
– В самом деле? Это отчасти объясняет его высокомерие.
Появился Гарет и не спеша направился к ней.
– Нет, не высокомерие, леди! – крикнул он. – Я предпочитаю называть это уверенностью в себе.
Их взгляды скрестились в безмолвном поединке. Нежные губы Джиллиан сжались в жесткую линию. Она ничего не могла ему возразить, поскольку, без сомнения, и этого качества ему тоже было не занимать!
Остановившись прямо перед ней, Гарет поднял руку и произнес, обращаясь к своим людям:
– Говоря по справедливости, я боюсь, что многие из этих деяний все еще ускользают из моей памяти. Так что прошу вас, друзья, никаких больше рассказов о моих славных подвигах, не то моя жена решит, что она вышла замуж не за человека, а за божество. – Он предложил ей руку. – Пойдем, любовь моя?
Гарет даже не подумал замедлить шаг, когда увлек ее за собой со двора в главный зал. Джиллиан вынуждена была бежать за ним трусцой, чтобы не отставать, ибо там, где ему хватало одного шага, ей приходилось делать два. Они не остановились в зале, но продолжили путь вверх по лестнице в спальню. Он чуть ли не втолкнул ее в комнату, после чего прикрыл дверь. Джиллиан между тем сняла с себя плащ и положила его на кресло, чувствуя на себе его пронизывающий взгляд, подобный острию кинжала. Она намеренно сделала вид, будто смахивает что-то с корсажа платья, и затем, шурша юбками, развернулась в его сторону, словно только сейчас заметила за своей спиной его присутствие. Гарет стоял, скрестив руки на груди. Она с самым невинным видом подняла голову.
– Что-нибудь не так, милорд? Ответа не последовало.
– Ну, милорд? Неужели вам нечего мне сказать?
Он по-прежнему хранил молчание, не спуская с нее, однако, сурового взгляда.
– Можете говорить, если вам так угодно, сэр. – За внешней беспечностью ее тона скрывалась едва уловимая насмешка. – Я жадно прислушиваюсь к каждому вашему слову.
Его неодобрение казалось совершенно очевидным.
– Думаю, вы и сами знаете, в чем дело, миледи. Вы отвлекаете двух моих самых лучших рыцарей, одаривая их чарующими улыбками, взмахивая ресницами и осыпая похвалами. – Он презрительно фыркнул. – Оба они распустили хвосты, словно два павлина!
По правде говоря, Джиллиан и сама не знала, что на нее нашло.
– Я просто проходила мимо, направляясь в главный зал, – заметила она. – Я остановилась переговорить с рыцарями и затем задержалась, чтобы полюбоваться их рыцарским искусством. Хотя надо признать, что и помимо этого там было чем любоваться. – Последовала короткая пауза. – Сэр Маркус очень красив, не правда ли? А у сэра Бентли такая обезоруживающая улыбка. Пожалуй, я сама не знаю, кто из них двоих нравится мне больше.
Глаза Гарета вспыхнули.
– Другим мужчинам лучше не привлекать к себе твоего внимания, моя прелесть.
«Это уже становится весьма забавным», – подумала про себя Джиллиан.
– Ты уже дал мне понять, что в моих интересах как можно скорее обзавестись ребенком, но ты ни слова не сказал о том, что этот ребенок непременно должен быть твоим.
Гарет выругался себе под нос. Вот маленькая плутовка! То, что она одаривала Маркуса и Бентли притягательным теплом своей улыбки, пробуждало в нем чувство, которое нельзя было назвать иначе, чем ревностью. С ними она могла смеяться, кокетничать, но с ним – никогда, и для него это сознание было хуже жала в плоти. Она упорно избегала его. Его просто выводило из себя то, что до сих пор она ни разу не притронулась к нему по собственной воле. Он хотел ощутить ее ласку на своей коже, ее горячие губы, касавшиеся его обнаженной груди, чтобы затем скользнуть вниз по его животу, пробуя мягким влажным язычком на ощупь его бархатистую плоть…
Гарет снова выругался про себя, ибо его мысли не только приняли совершенно непредвиденный оборот, но и оказали сильнейшее воздействие именно на ту часть его тела, о которой он только что вспоминал. Он неловко переминался с ноги на ногу, чувствуя, как ткань его одежды туго натянулась от возбуждения. Да, подумал он про себя мрачно, ему действительно хотелось, чтобы она сама обратила к нему свои губы для поцелуя, не заставляя его разжигать огонь, который, как он уже знал, скрывался за ее внешней холодностью. Ему хотелось, чтобы она хотя бы один раз пришла к нему сама…
Нет, не один раз. Всегда.
Его понемногу охватывала ярость. Днем она избегала его, ночью держалась отчужденно. Она по-прежнему отвергала его, хотя и не напрямую. Не раз она делала вид, что спит, а когда он прижимал ее к себе, то чувствовал ее напряжение. Однако ему стоило только пощекотать кончики ее грудей, чтобы они сразу стали острыми и упругими, ибо это место было у нее наиболее чувствительным… или погладить заветную ложбинку между бедрами, чтобы его пальцы покрылись влагой – очевидным доказательством ее возбуждения. И даже когда он проникал в нее так глубоко, что каждый его вздох становился ее собственным, она всячески старалась скрыть удовольствие, подавляя стоны до тех пор, пока губы ее не начинали кровоточить… лишь для того, чтобы провести весь остаток ночи, свернувшись, словно котенок, в его объятиях. Если бы не то затруднительное положение, в котором они оба оказались по милости короля Иоанна, ему было бы совершенно безразлично, как скоро она понесет во чреве, так как теперь это служило ему удобным предлогом для того, чтобы делить с ней ложе, и как можно чаще. Однако его мужская гордость была задета.