Дорогая Анна!
Не удивляйся незнакомому почерку: это послание записывает под мою диктовку Ричард МакГвайр, о котором я рассказывал тебе раньше. Не хочу огорчать тебя, но и без новостей оставить не могу: во время очередной вылазки я был ранен в правое плечо. Рана заживает хорошо, по словам полкового врача, уже через пару недель я вернусь в строй исполнять свои обязанности так же ревностно, как прежде.
Здесь, в госпитале, у офицеров едва ли лучшие условия, чем у простых солдат; конечно, нас размещают в отдельной палате, но запах крови везде одинаков. Я лежу, слушаю стоны, крики, доносящиеся из операционной, и молитвы и думаю о том, что мне повезло и я легко отделался. Ричард говорит, что войну никак не миновать без единой царапины. Наверное, он прав, а значит, теперь я могу называться настоящим солдатом.
Ко всему прочему стоит удушающая жара, и в госпиталь пытаются пробиться армады мух. Они летят на запах крови и пота, жужжат под потолком, и сестры милосердия требуют не открывать окна до заката, однако это невозможно. Приходится открывать – и мухи тут как тут. Окна затягивают тканью, она не держится долго, мухи все равно пробираются внутрь. Я полагаю, что убил этих мух больше за несколько дней, чем вражеских солдат за год в Крыму.
Что ж, моя дорогая Анна, не буду больше утомлять Ричарда, хотя он и утверждает, будто ничуть не утомлен. Ему пора в штаб, а мне – принимать лекарства, и если я не сделаю этого, сестра Джуэл очень рассердится.
Остаюсь верен тебе,
Твой непобежденный Айвен
Анна перечитала письмо несколько раз, словно с первого раза не поверила, что Айвен жив. Да, жив. Ранен, но не опасно. До этого письма мысли о том, что на войне можно погибнуть, казались какими-то ненастоящими, словно это случится с кем угодно, только не с Айвеном. И вот он ранен, смерть пролетела совсем рядом. Айвен может не вернуться. От этой мысли холодело внутри, а сознание, словно защищаясь, сразу же переключалось на что-то другое. Вот и сейчас Анна вскочила и помчалась в кабинет, где со вчерашнего вечера засел Джексом.
– О, сестричка! – Джексом отложил в сторону толстенный манускрипт, который листал, явно скучая, а не читая.
– Знаешь, братец, – Анна помахала в воздухе письмом, – у меня для тебя есть хорошая и плохая новость. Айвен ранен. Это – хорошая. Но рана не угрожает его жизни. Это – плохая. Так что, если ты надеялся, что Айвен не вернется с войны, – пока твои надежды не оправдались. Скоро войска союзников заставят императора Николая сдаться. И Айвен возвратится.
– Об этом я не подумал. – Странно, но Анне показалось, что брат почему-то испуган.
– О чем не подумал?
– О том, что на войне можно и умереть.
– Что? Ты что, пьян с самого утра?
– Я еще с ночи пьян. – Джексом улыбнулся, но улыбка вышла не ехидной, а какой-то растерянной. – Так ты говоришь, с Айвеном все в порядке?
– Да! И я уверена, что он не доставит тебе такой радости, не погибнет на войне.
– Я надеюсь, – Джексом явно не собирался говорить такого, но слова словно сами сорвались с его губ.
– Да?
– Да, сестричка. Я же не какой-нибудь злодей из сказок. Я совершенно не хочу, чтобы твой ненаглядный Айвен погиб. Я всего лишь не хочу, чтобы ты за него выходила.
– Ну тогда тебе надо было подумать о последствиях, прежде чем подстраивать это вступление в армию.
– Да, ты права, – проговорил Джексом медленно и задумчиво. – Я был молод и глуп.
– Это случилось меньше двух лет назад!
– Иногда, чтобы поумнеть, много времени не требуется.
– Ну, это точно не про тебя, – фыркнула Анна, развернулась на каблуках и покинула брата в кабинете.
Дорогая Анна!
Извини, что так долго оставлял тебя без вестей. Моя жизнь меняется быстрее, чем я успеваю писать тебе письма. Однако для меня очень важно, чтобы ты получила именно это, и потому я отправлю его в Англию с надежным человеком.
Наш полк переводят в Китай, и меня вместе с ним.
Война на Крымском полуострове закончилась, остался политический менуэт, который меня уже не касается. Однако мой долг офицера не позволяет мне оставить службу тогда, когда я необходим своей стране. Ты спросишь, почему я вдруг так изменился и стал много говорить о патриотизме? Не в этом дело, любовь моя, а в том, что я могу и обязан совершить.
Сколько продлится моя служба, теперь я не знаю. Еще некоторое время я проведу в нашей доблестной армии и буду посылать тебе весточки, чтобы тебе было известно о состоянии дел. Я также хочу, чтобы ты знала: я не переставал любить тебя, но не стану держать тебя, словно птицу, в клетке.