Война лишилась для меня изрядной части своей романтики, превратилась в некотором роде в рутину. Наша армия уже не такая празднично-разноцветная, как несколько месяцев назад, когда мы высаживались на этих берегах, чтобы побыстрее покончить с этим политическим недоразумением. Каким наивным я тогда был! Мне казалось, что эта мощь сметет все на своем пути, что наша победа заложена в цвете наших мундиров, красных как кровь, в гордости наших флагов и четком марше наших полков. Только когда мы столкнулись с иной силой и мощью, я понял, как ошибался. Что же в конечном итоге решает, на чью сторону склонится чаша весов? Мужество? У русских солдат его не меньше, чем у наших. Мастерство командиров? Я не знаю, кто умнее и доблестней. Своевременный подвоз фуража? Севастополь в осаде уже много дней, а сдаваться и не думает. Сейчас мне уже кажется, что все ждут ошибки противников, которая позволит победе свершиться. Пока не сделана эта ошибка, патовая ситуация сохранится.
Ну вот, моя дорогая Анна, я должен завершать это письмо. Лейтенант Бриксон сейчас отправится в Евпаторию, а я – в свою палатку в лагере, к своим солдатам, которые, наверное, угостят меня кашей. Наши пехотинцы варят ее куда как хорошо. Горячая каша! Думал ли я раньше, что буду мечтать о ней? Как быстро меняются наши предпочтения, когда выбор так невелик! Тепло и простая пища, которая насыщает, – вот все, что мне нужно сейчас, не считая нашей победы и твоей любви. Люблю тебя, моя дорогая Анна, люблю и смертельно скучаю в разлуке с тобой, – сильнее, чем днем ранее, ибо и в этот день мы не виделись.
Твой Айвен
Лейтенант Бриксон отплыл из Евпатории еще зимой, а письмо достигло адресата только весной. По крайней мере в Верн уже пришла весна. А вместе с ней вернулся Джексом и распорядился готовиться к переезду в Лондон. По его словам, множество завидных женихов возвратились из Крыма; овеянные воинской славой и жаждущие женской ласки, они могли стать отличными кандидатами в мужья. Анна, всю зиму посвящавшая себя попыткам хоть как-то вникнуть в суть управления поместьем, едва не запустила в Джексома чернильницей. Еще год назад все шло просто отлично, но прошлой осенью Чаттем сломал ногу и пролежал в постели почти всю зиму, а его помощник оказался не таким толковым малым, так что дела находились в некотором беспорядке. К тому же Джексом, оставшись на зиму в столице, слишком много потратил. Пару недель назад Чаттем вернулся к своим обязанностям, поэтому Анна с облегчением отдала бразды правления обратно в твердые руки управляющего. Правда, Чаттем схватился за голову и долго жаловался, но Анна и так сделала все, что могла. Леди Присцилла, а тем более Джексом вообще никак не отреагировали на болезнь управляющего, словно дела сами неким фантастическим образом должны идти как надо. За эту зиму Анна многое узнала из того, о чем воспитанные молодые леди знать не должны. Например, о том, что землевладение – не такое уж прибыльное дело. Чаттем подтвердил, что сейчас стоит вкладывать средства в промышленность, но, пока дела не поправятся, вкладывать было особо нечего.
Анна покачала головой и окунула перо в чернильницу: о чем писать Айвену? Обо всех этих финансовых вопросах? О том, что скоро начнется сезон в Лондоне? О том, что многие уже вернулись из армии? Может быть, и Айвен скоро приедет? Анна задумалась, чернила высохли, и пришлось снова обмакивать перо. Или же о том, что Айвен все еще в России и это скорее благо, чем зло? Ведь многие возвращаются инвалидами, как лейтенант Бриксом. Но, с другой стороны, он вернулся, вернулся живым. А Айвен все еще каждый день рискует жизнью.
– Моя дорогая сестра! – Джексом вошел в гостиную, благоухая псарней и лошадиным потом. – Почему ты до сих пор не пакуешь радостно платья?
– Во-первых, до отъезда в Лондон еще пара недель. А во-вторых, я не собираюсь тащить с собой весь гардероб. – Анна не смотрела на брата – его вид чем дальше, тем сильнее раздражал ее. То, как Джексом относился к делам поместья, то, как легкомысленно он поступал по отношению к будущему своей семьи, заслуживало по меньшей мере порицания. У Анны это вызывало острое раздражение, и вид брата, продолжающего весело проводить время, не способствовал душевному спокойствию. – Как мне сообщила в письме Луиза Грэхем, в этом сезоне мода изменилась совершенно. Вряд ли мои скромные деревенские платья подойдут для столичного сезона.