— Иди! Дверь открыта, — взволнованно позвала она девушку.
На плечи Славки был накинут плащ, но она вся до ниточки промокла. Тетя Драга задернула занавеску, зажгла лампу. Она подошла к Славке, обняла ее и, не в силах сдержаться, горько заплакала. Она будто ждала этой минуты, сердце ее размягчилось, как воск от тепла, ей необходимо было выплакаться, поделиться своим горем.
— Не плачь, мама… — Неожиданно для себя Славка назвала ее матерью. И это слово сделало свое дело: оно сблизило их, породнило. Они стояли обнявшись и плакали. Славка старалась говорить спокойно, но по лицу ее текли слезы.
— Я и Сашо не верим газете, — ответила на ее вопрошающий взгляд девушка. — Через своего человека мы послали ему телеграмму и получили ответ. Он пишет: «Выполнил свой долг перед отечеством…» Мама, — продолжала она, помолчав, — в отряде считают его предателем. Я не верю, это клевета. Горан не мог пойти против своей совести. Я знаю его! Меня и Сашо обвиняют в том, что мы проявили неосторожность, связав его с отрядом. Скажи, мама, ты веришь своему сыну?
— Скажу тебе как перед богом, дочка, — он никогда не обманывал меня… А что, если его соблазнила слава, деньги? Матери трудно говорить о своем сыне, а люди о нем нынче говорят худое…
— Нет! Горан не мог стать предателем. Я верю ему, мама. И ты верь.
Мать провела ладонью по обветренному лицу девушки и, засмотревшись в ее глаза, тихо сказала:
— Веришь… Спасибо тебе, дочка!
В окно постучали. Славке надо было спешить. Она попрощалась с матерью и исчезла в темноте.
Тетя Драга стояла у окна и все смотрела в ту сторону, куда ушла Славка, и все думала о ней — как бы не случилась беда… Теперь она уже прошла опасную зону, вот сейчас минует ущелье и пойдет лесом.
— Да сохранит ее бог! — прошептала мать.
10
Горан потерял счет дням. Закрывшись в четырех стенах своей маленькой комнаты, он чувствовал себя оторванным от мира. Ни мать, ни товарищи не отвечали на его телеграммы. «Неужели поверили газетам?» Он метался как зверь в клетке. Его раздумья нарушала хозяйка. Она осторожно стучала в дверь, предлагая ему еду. Приходил Апостолов, но отвратительные телеграммы, которые он приносил, только усугубляли его душевные муки, которые переходили в физическую боль.
Апостолов и сегодня спешил принести ему телеграммы и газету, которая с запозданием на все лады воспевала его подвиг.
Как договорились, Апостолов внимательно следил за Гораном, не оставляя без внимания ни одного его слова. С каждым днем Апостолов убеждался, что история с советским самолетом — липа и Златанов, чем бы ему это ни грозило, смело разоблачает ее. Он все больше и больше убеждался в том, что Горан свой человек. Теперь он стыдился своей роли в этой нечистой игре. Еще вчера он принял решение покончить со всем этим. Вчера Апостолов еще раз увидел, как Горан реагировал на поздравления: он рвал одну телеграмму за другой, просматривая их на тот случай, чтобы не выбросить то, что ему нужно — телеграммы, которые он ждал.
— Вас поздравляют офицеры. Они искренне радуются вашему подвигу, — осторожно заметил Апостолов. — Зачем же так?
— Ты мне не скажешь, Апостолов, почему среди этих телеграмм нет ни одной от честного человека? Почему меня не поздравляют солдаты? Тончев, бай Стоян? Почему ты сам не выражаешь восторга?
В его голосе звучала и радость, и обида, но главное — искренность. И Апостолов пошел ему навстречу:
— Солдаты и техники не верят этой стряпне. Они считают это простым маневром с целью отвлечь внимание болгарского народа от успехов Красной Армии.
Горан подошел к Апостолову, взял его руки в свои и так же искренне и взволнованно сказал:
— Спасибо тебе, браток!
«Да он же свой человек!» — думал в эту минуту Апостолов.
Теперь он уже шел к нему с твердым решением рассказать все, очистить свою совесть. Его останавливало только одно — он не успел посоветоваться с Тончевым.
— В этот раз вам только одна телеграмма, — старался обрадовать Апостолов Горана тем, что наконец «патриоты» иссякли.
— Посмотри от кого.
— Какой-то майор из Софии, Кондов.
— Брось ее! — попросил Горан. — Газеты есть?
— Есть, но о наступлении русских умалчивают. Хвастаются успехами: окружили и уничтожили партизан. Сообщают имена убитых. Среди них одна женщина…
Апостолов развернул газету «Утро».
— Вот.
Горан начал жадно читать. Руки его дрожали, на бледном лице выступили красные пятна. Будто удерживая в себе страшный крик, он плотно сжал побелевшие губы.