Горан кивнул головой.
— Ну и что ты думаешь делать теперь?
— Еще не знаю. Просился на фронт, в пехоту. Не берут.
— И правильно делают! — воскликнул Анатолий. — Нашел выход! А что же с теми — друзьями гитлеровцев?
— Кого понизили, кого повысили, кому дома приказали сидеть, глаза не мозолить, а в общем-то их не тронули.
За разговорами они не заметили, как вошли в село. Анатолий попрощался с товарищами и повел Горана к белому домику на холме, увитому виноградными лозами. Несколько хорошо ухоженных фруктовых деревьев красовались на хозяйском дворе. Дорожка к дому была посыпана речной галькой. Они сели в беседке под камышовой крышей. Деревья, дом, ограда — все теряло в сумерках резкое очертание, приобретало невесомость и словно двигалось.
Горан вспомнил отчий дом, колодец во дворе, скрип старой калитки. И словно по контрасту в его памяти возникла убогая комнатенка в гостинице, где он остановился прошлой ночью. Закопченные стены с осколком зеркала над умывальником, засиженные мухами стекла, перекошенный старый шкаф, кровать с изображением нимф на спинках. Теперь он понял, почему обстановка гостиницы, нимфы, бантики на занавесках угнетали его. Он чувствовал себя там рыбой, выброшенной из чистой реки на берег, где устроили свалку. Он всю прошлую ночь бродил по улицам Софии. Город не спал, он жил и ночью своей тревожной жизнью. На скамейках, обнявшись, сидели влюбленные. Ближе к вокзалу, прямо на тротуарах у подъездов домов, на лавочках спали бездомные бродяги, карманщики. Женщина убаюкивала на руках больного ребенка. Она вполголоса пела ему какую-то грустную нескладную песню.
Анатолий понял, что волновало Горана и почему он с такой грустью смотрел на белый сказочный домик, покрытый зубчатой черепицей, на каменную ограду.
— Тебе нравится тут? Я постучал в первые попавшиеся ворота, и люди приняли меня как родного, так, словно давно ждали. А хозяйка по утрам поит меня парным молоком.
Услышав их разговор, хозяйка, тетя Иванка, подошла к ним.
— У тебя гость, Анатолий? Что же ты его в дом не зовешь? Идите, идите!
— Это Горан, мамаша. Я вам о нем рассказывал.
Тетя Иванка по сельскому обычаю, ни о чем не спрашивая гостя, принялась готовить ужин. Горан забыл, что со вчерашнего дня ничего не ел, знакомый аромат приготовляемой еды напомнил ему об этом. Он почувствовал голод, но из приличия начал было отказываться от еды — так было принято у крестьян.
— Здесь мамаша командует. — Анатолий взял Горана за руку и посадил за стол.
После ужина они пошли в комнату Анатолия. Она была именно такой, как представлял ее Горан: чистые, побеленные стены, на глиняном полу пестрые домотканые половики. В комнате пахло айвой. Крупная, в желтых листьях, она лежала на подоконниках, наполняя комнату своим ароматом.
Горан почувствовал себя не вправе начинать разговор о своих неудачах. В то же время он понимал, что ему нужен был совет друга.
— Может, оставим наши разговоры? Тебе завтра рано вставать… Лучше лечь спать пораньше.
— Ты о моем режиме не беспокойся, — обиделся Анатолий. — Завтра у меня теоретические занятия… А нам с тобой есть о чем поговорить…
— Какая теория на войне?! — удивился Горан. С тех пор как он окончил училище, он уже не брал в руки учебники.
— На войне как раз и теория! — засмеялся Анатолий. — Противник применяет против меня новую тактику, а я что же? Иду на него, как меня в училище учили? Наша академия сейчас на войне. Учеба, брат, хорошее дело, — серьезно заключил Анатолий.
Горану нечего было возразить, и он с сожалением заметил:
— А нас выучили и выпустили, как птенцов из гнезда. Крылья есть — летай. Какая уж там учеба!
— Я и сам раньше думал: машину знаю, врага не боюсь, и дело в шляпе, — признался Анатолий. — А теперь, чем больше летаю, тем больше понимаю: надо многое знать. Но об этом потом… Ты мне скажи, что собираешься делать?
— Буду искать работу… любую, на худой конец.
— Ты меня извини, Горан, но это глупо! Любую! Твоя работа — самолет. Это же твоя родная стихия.
— Что же ты мне советуешь, если у меня отняли самолет?
— Отняли! А ты уж сразу сдаешься, капитулируешь! Ты что же — думаешь, так у вас все и будет продолжаться? Я плохой политик, — признался Анатолий, — но в марксистско-ленинском учении разбираюсь. Ваша партия вынесла на своих плечах всю тяжесть борьбы. В вашу армию должны проникнуть не только идеи партии, но она должна стать ее руководителем. Мне кажется, это будет. А потом, ты совсем упустил из виду, что у тебя есть друзья. Надо что-то придумать.