— До свидания… Поезжайте… На четвертой остановке выходите.
Когда Горан вышел из метро, он, вместо того чтобы перейти через шоссе, свернул, следуя за массой людей, вправо и пошел по небольшой улочке. Потеряв представление, где он находится, Горан спросил какого-то паренька лет четырнадцати, как попасть на Центральный аэродром. Паренек удивленно повторил последние его слова, осмотрел иностранного офицера, подумал немного и решительно сказал:
— Пойдемте со мной.
Но вместо аэродрома паренек вывел его на главную улицу, позвал оказавшегося поблизости милиционера и что-то шепотом сказал ему. Милиционер предложил Горану следовать за ним и привел его в стоящее неподалеку одноэтажное здание. Оставив Горана в длинной с несколькими скамьями комнате, он появился примерно минут через сорок. Похлопав по плечу погруженною в свои мысли болгарского офицера, милиционер сказал:
— Вы уж, пожалуйста, извините нас. А теперь мы можем показать вам аэродром.
Два дня в Москве пролетели так быстро и походили на сон. Какими мелкими виделись теперь Горану его прежние мечты, какими примитивными, ограниченными были его представления о мире. Часто он вспоминал о днях, проведенных в Германии, сравнивал то, что видел там и здесь. Тогда немцы упивались своими победами, и это делало их еще более надменными, наглыми, на мир они смотрели глазами завоевателей, на людей других наций — как на своих рабов, людей низшей расы. Горан был направлен в Германию, как офицер союзной Болгарии, но все, с кем он соприкасался, держались с ним высокомерно, с чувством явного превосходства. И вот сейчас он в Москве, в дни, когда Красная Армия одерживает победы, освобождает народы. Бесспорно, это вдохновляло советских людей, но не делало их алчными, не заставляло их смотреть свысока на народы других стран. Напротив! Советские люди очень доброжелательны, хотя они и знают свою силу и силу своей Красной Армии. Вот почему Горан чувствовал себя здесь среди своих.
Чем больше он размышлял о советских людях, тем больше понимал самого себя; он все время о чем-то мечтал, к чему-то стремился, но все его мечты касались только его самого, они были оторваны от чаяний его народа. А вот у советских людей не так — у них у каждого своя жизнь, но в это же время их помыслы и действия невидимо связаны в единое целое. Как они постигли это?
Все эти размышления как будто приглушали тоску о погибшем друге. Все, что Горан наблюдал и слышал, напоминало ему о нем. Анатолий знал свою цель в жизни и неустанно шел к ней. И эта цель была не только его личной, но и общей. Такую цель видел сейчас перед собой и Горан — принять участие в одном общем деле, которым были заняты все народы, — положить конец преступной войне, развязанной фашизмом. Смысл жизни, значит, заключался в том, чтобы в любой момент находиться там, где ты необходим.
С этим чувством Горан повел группу совсем новых истребителей Як-9 и после одной промежуточной посадки взял курс на Софию.
Когда до аэродрома оставалось уже недалеко, Горан на большой скорости пошел на снижение. Со страшным ревом его самолет пронесся над бетонной полосой, затем резко взмыл вверх и скрылся над Софией.
На аэродроме их ждали генерал Нанчев, полковник Биримиров, капитан Апостолов, много летчиков и техников. Увидев первый самолет, генерал толкнул Биримирова и сказал:
— Это ваш Златанов.
— Не может отказаться от своих фокусов.
А Горан хотел только взглянуть на аэродром в Малораде и посмотреть, там ли еще находится советский истребительный полк…
Все посадки были совершены умело и четко. Встречающие восхищались, комментировали. Доложив о прибытии, Горан показал командирам самолеты, ознакомил с приборами, обратив внимание на то, как позаботился конструктор об удобствах для летчика в управлении чудесной машиной.
— Сейчас я ни за что на свете не согласился бы летать на немецких Ме-109, — заметил он, посмотрев на генерала Нанчева.
Нанчев все еще испытывал неприязнь к этому доставившему ему столько неприятностей летчику, хотя к ней и примешивалась доля восхищения.
— Советую вам, поручик Златанов, воздержаться от подобных высказываний. Летчик летает на том, на чем ему прикажут, — строго сказал Нанчев.
Замечание было правильным. Самолеты Ме-109 все еще имелись на вооружении в болгарской армии и еще могли сослужить полезную службу. Горан кивнул головой в знак согласия и, вопреки ожиданию генерала услышать возражение, обратился к Нанчеву: