Дмитрий Михайлович был старожилом академии. Преподавал в ней десять лет. Начальник и комиссар академии командарм второго ранга Август Иванович Корк 26 мая 1936 года при расставании с Карбышевым издал специальный приказ, в котором объявил Дмитрию Михайловичу благодарность «за исключительно добросовестную и плодотворную работу по совершенствованию командных кадров РККА в такой важной отрасли военного искусства, каким является военно-инженерное дело». Здесь же отмечена и «не менее большая работа… в области научной».
Почему-то в таких приказах не принято касаться области духовной, нравственной. А жаль!
— Может быть, вам покажется странным, — сказал в одной из бесед Евгений Варфоломеевич, — но Карбышев сильнее, чем кто бы то ни было, влиял на меня нравственно, да и не только на меня. Всем нам, своим ученикам, прививал коммунистическую мораль. Не столько учил, сколько воспитывал… В тридцать девятом году он попросил у меня рекомендацию в партию. Я обрадовался. Почел за честь. А когда писал, ловил себя на мысли — не мне его, а ему меня рекомендовать, за меня поручиться. Ему партия давно и безгранично доверяет…
Хотелось узнать об этом подробнее. Спросил Евгения Варфоломеевича:
— Как это произошло?
— Кажется, я уже говорил, что Дмитрий Михайлович с нашей академией никогда lie расставался. Он пользовался любым «окном», чтобы заглянуть к нам, благо обе академии находятся почти рядышком. Надеюсь, вы знаете, что «окном» преподаватели называют свободное от занятий время?.. Так было и в тот день. Я не удивился его приходу, ждал. Мне необходимо было проконсультироваться с ним — предстоял выезд со слушателями за город для решения на практике тактической задачи.
Обычно внимательный, Дмитрий Михайлович как-то рассеянно слушал меня, отвечал односложно и, когда я взглядывал на него, отводил глаза в сторону. Видно было, что он волнуется, что-то хочет сказать и никак не решается.
Я не привык видеть Карбышева в таком состоянии. Сам невольно разволновался: «Что с вами, Дмитрий Михайлович?» Он тихо и с несвойственной ему робостью произнес: «Вы не могли бы, Евгений Варфоломеевич, дать мне рекомендацию, поручиться за меня?» «За вас? — удивился я вопросу. — Да за вас, как за себя… Любую рекомендацию». «Не любую, а самую серьезную и ответственную, — продолжал Дмитрий Михайлович, — в партию…»
После возвращения из академии забежал к Карбышевым «на огонек». Дмитрий Михайлович увлек меня в кабинет, завязалась беседа. Он говорил о том, что время очень тревожное, что в Европе свирепствует война. В это трудное время ему бы хотелось быть вместе с партией. «Кто знает, может быть, придется умереть за Родину, — сказал он раздумчиво, — а умереть мне бы хотелось только коммунистом».
Рассердившись на учителя, я не сдержался и впервые осмелился поднять на него голос: «Дмитрий Михайлович! Что вы такое говорите?! В партию вступают, чтобы биться за счастливую жизнь, а не с думами о смерти!»
Тут вбежала в кабинет двенадцатилетняя Танюша, младшая дочь Дмитрия Михайловича. А за ней — десятилетний Алеша. Оба наперебой, выполняя мамино поручение, позвали нас пить чай.
…Маленькая, но характерная и важная деталь. Евгений Варфоломеевич написал рекомендацию. По его глубокому убеждению, она была очень верной и точной. В ней он назвал долголетнюю учебную и научную деятельность своего учителя подвигом на ниве просвещения советских военачальников.
Дмитрий Михайлович внимательно прочел рекомендацию, поблагодарил за нее и попросил:
— Перепишите, пожалуйста… Педагогов таких, как я, много, очень много… Так что, дорогой Евгений Варфоломеевич, про геройство вычеркните… Лучше повторите формулировку приказа Августа Ивановича Корка — «добросовестен». Это вполне справедливо…
— Но ведь в приказе командарма второго ранга написано «исключительно добросовестная и плодотворная работа», — не сдавался Леошеня.
— Значит, преувеличил, перехвалил, — отпарировал Дмитрий Михайлович, взглянув на своего ученика теплым повеселевшим взглядом.
Я — коммунист
Душа навек тебе верна,
Ведь я твой сын, моя страна!
Мой путь широк. Мне цель ясна.
Я коммунист, моя страна!.
Винтовка меткая грозна.
Я твой солдат, моя страна!
Несколько раньше в доме Карбышевых случилось совершенно неприметное на первый взгляд событие: Дмитрий Михайлович очень поздно вернулся домой.
Лидия Васильевна не придала происшедшему никакого значения. Муж ее часто оставался в академии допоздна. И на этот раз, наверное, задержался по какому-либо поводу. Хотя в расписании, составленном, как обычно, им самим на всю текущую неделю, в тот день ничего, кроме лекций, не было обозначено. Ни заседания кафедры, ни консультации, ни совещания в наркомате, ни выступления на заводе или в учреждении по путевке райкома партии.