Путь на мостик
С каждым месяцем у Владимирского прибавлялось опыта, умения принимать самостоятельные решения. А делать это приходилось все чаще: в 1927 году Владимирский, старший артиллерист на «Шаумяне» - эсминце типа «Новик» {2}. Вскоре стал старшим помощником командира, был допущен [8] к самостоятельному управлению кораблем. Не надо думать, что командирские качества просто приходят со временем. Нет, они всегда итог упорной работы. Разве мог забыть Владимирский, как первый раз швартовался к причалу у Минной стенки? Сколько раз он мысленно совершал этот маневр, сколько раз примечал, в какой момент нужно перевести ручки машинного телеграфа с заднего хода на передний. Все равно в тот день что-то сдавило в груди, когда взглянул на узкое, точно ущелье, пространство между двумя эсминцами - всего-то метров на пять больше, чем ширина палубы его «Шаумяна». И еще дилемма: лихо подвести корму к гранитной стенке - так, чтобы волна от бурлящих воду винтов омыла ее, - или же осторожничать, подойти поближе к ошвартованным эсминцам-соседям, завести через них кормовые на стенку, подтянуться на шпиле… Так, конечно, безопаснее, но ведь командиров эсминцев издавна отличает эффектная и предельно точная швартовка - свидетельство умения в бою четко управлять маневрами своих быстроходных кораблей.
Свою первую швартовку Владимирский выполнил безукоризненно: корма мягко ткнулась в подставленные между нею и стенкой кранцы, корабль встал…
Запомнился ему и зимний поход, когда в первый раз самостоятельно командовал «Шаумяном». В январе - феврале дивизион эсминцев начал выходить в море с того времени, когда наморси Э. С. Панцержанский сказал на совещании в штабе флота, что пора кончать с разделением на активное лето и зимнюю спячку. Случилось так, что накануне выхода заболел командир, и Владимирский, уже допущенный к самостоятельному управлению эсминцем, сам вывел его в море. Через несколько часов после выхода из Севастополя погода резко ухудшилась. Эсминцы зарывались в волну, и полубак до мостика уходил в воду, корма поднималась, и обнажившиеся винты бешено били в воздухе. Ночью корабли стали обледеневать. А шли в строю, надо точно держать в кильватер идущему впереди, соблюдать [9] положенную в строю дистанцию. С мостика Владимирский не сходил до прихода в Новороссийск. Одежда обледенела - волна врывалась и на мостик. И на переходе в Батуми тоже штормовали. Но во время похода эсминец замечаний от флагмана не получал, волны, гулявшие по палубе, не смыли шлюпок и чехлов. Неисправностей не было, а место нахождения корабля (то есть его географические координаты), которое сообщали командиру дивизиона каждые два часа, всегда было точным. Вот за все это и отметил старпома «Шаумяна» новый начальник Морских сил Черного моря В. М. Орлов.
Именно в те годы, первые годы флотской службы, навсегда пришло к Льву Анатольевичу чувство общности с морем, с людьми, составляющими экипаж корабля, с самим кораблем - неотделимой частью моря. Он не мог себе представить, как бы жил, не чувствуя на губах соленого ветра, не слыша гулкие удары волн в стальное тело корабля. Он восхищался своим эсминцем: длинный и узкий корпус с приподнятым полубаком, чуть наклоненные к корме мачты и трубы, придающие ему стремительность, даже когда стоит недвижно - на якоре или бочке, у причала. Владимирский любил свой экипаж - молодых и мужественных людей. Он верил в их желание научиться все делать хорошо, в их честность и искренность. Бывало, что в ком-то и ошибался, и всякий раз огорчался при этом, старался помочь оступившемуся. Такое отношение к людям останется у него навсегда.
Жизнь шла - как мечталось Владимирскому еще с училища - вместе с флотом, вместе с морем. На берегу он редкий гость. Немногие свободные от службы часы (а у старпомов их всегда маловато) посвящал чтению и письмам в далекий Ташкент, студентке университета Кате Добронравовой. Виделись они редко, от отпуска до отпуска. Единственная связующая нить - письма. Вот и о первом своем заграничном походе летом 1928 года написал.
«Шаумян» ходил с визитом в Стамбул, сопровождая вместе [10] с эсминцами «Фрунзе» и «Петровский» «Червону Украину»: на крейсере направлялся в Турцию король Афганистана. С тех пор в кают-компании хранился серебряный кубок - приз, врученный королевой, за победу шлюпки, которой управлял Владимирский, в парусных гонках в Мраморном море. В октябре тридцатого - «Шаумян» снова в заграничном плавании. На этот раз отряд черноморских кораблей направлялся с визитом в Италию и Грецию. На присланной Кате из Стамбула открытке Галата - пароходики, которые ходят через Босфор к азиатской части города, пики минаретов и купола храмов. Потом Владимирский написал из Мессины и Пирея. А подробно о волшебстве Эгейского моря, его островках - сепия с белыми пятнышками античных развалин и домиков рыбацких поселков, о достопримечательностях древних Афин и грозной Этне он расскажет зимой, когда приедет в отпуск.
В 1932 году Лев Анатольевич простился с «Шаумяном». Многому научился он у опытного командира П. А. Евдокимова, жаль было расставаться с экипажем. Но, конечно, его обрадовало назначение командиром сторожевого корабля «Шквал». Назначение почетно: сторожевики этого типа - первые надводные корабли, спроектированные и построенные при Советской власти. Первый корабль, которым командуешь, особенно близок, дорог сердцу. «Шквал» пришелся Владимирскому по душе. Пусть невелик - всего 600 тонн водоизмещением, но вооружение, как на миноносце: трехтрубный торпедный аппарат, два 102-мм орудия - главный калибр, зенитки…
Весной 1933 года «Шквал» поднял Военно-морской флаг. В Севастополе смотр кораблю учинил новый наморси И. К. Кожанов. «Спасибо, командир!» - скупо обронил он на прощание, пожимая руку Владимирскому. Кожанов не щедр на похвалу, друзья поздравляли, но Владимирский понимал - настоящая проверка экипажу и командиру - в море. «Шквал» включился в флотскую жизнь. Стрельбы артиллерии по щиту и рукаву-мишени, который тянул за собой [11] самолет, торпедные атаки… К середине лета, сдав учебные задачи одиночного коробля, «Шквал» уже ходил в охранении пришедшего с Балтики в 1930 году линкора «Парижская коммуна» и крейсеров, был у командования на хорошем счету. Доставалось это, конечно, нелегко. Владимирский особенно строго спрашивал с тех, кто уже послужил, имел опыт - с командиров, сверхсрочников. Он любил к случаю привести слова Г. И. Бутакова, в Крымскую войну командира парохода-фрегата, а потом адмирала, создателя тактики парового флота: «Каждый командир должен быть лучшим матросом, лучшим боцманом своего судна, чтобы иметь нравственное право требовать от подчиненных своим примером всего того, что им приходится исполнять». Владимирский и сам следовал этому правилу и тому же учил своих командиров, требовал досконального знания специальности, умения работать за каждого подчиненного. За оплошности в морской практике спуску не давал никому.
Флагман флота 2-го ранга И. К. Кожанов ставил кораблям все более сложные задачи, добивался их сплаванности, высокой боевой готовности. Первый же этап обучения командиров и флагманов начинается на берегу. На военных играх, на которые наморси не жалел времени, учились принимать решения, взаимодействовать. В играх обычно участвовали все командиры кораблей - флот еще невелик. Среди участников и командир «Червоной Украины» Н. Г. Кузнецов. Кузнецов и Владимирский старались сесть рядом, карты на столах клали впритык. Встречаясь, говорили о путях развития флота, новинках зарубежного кораблестроения, о взаимодействии флота и авиации. Они дружно отвергали утверждения последователей итальянского генерала Дуэ о всемогуществе авиации. Корабли не беспомощны перед ударами с воздуха, но надо совершенствовать использование зенитной артиллерии, маневры уклонения корабля от бомб и торпед. А еще они мечтали о включении в состав соединений авиаматок - так тогда называли авианосцы - с истребителями на борту… [12]
Встречи Кузнецова и Владимирского были, однако, редки. На корабле всегда есть дело. Да и где так читается, как в каюте в немногие свободные часы, под желтым кругом, высвечиваемым настольной лампой на линолеуме письменного стола? Но друг о друге не забывали, обменивались то опытом стрельб по самолетам, то книжными новинками. А через десятилетия Н. Г. Кузнецов написал: «Однажды соединение кораблей шло в строю кильватера: «Червона Украина» как флагманский корабль впереди, а за ним в кильватер эсминцы и сторожевики, и в том числе «Шквал» с Л. А. Владимирским на мостике. По мере усиления шторма корабли «ныряют» или сильно кренятся, и волны взбираются на палубы, обдавая брызгами даже стоящих на мостике. На крейсере это переживается довольно легко, а сторожевикам достается, и весьма крепко. Вот уже два корабля, один за другим, просят разрешения «выйти из строя» и лечь на курс, на котором легче переносить качку. Конечно, так же тяжело и «Шквалу», но Владимирский не просит пощады, и мы наблюдаем, как он «купается» в волнах… Стоящий рядом И. К. Кожанов внимательно наблюдает за сторожевиком. «Да, цепко держится!» - сказал он, явно восхищаясь выдержкой командира.