Она нахмурилась при мысли, что через три недели снова придется переступить порог «казармы», как она называла свою школу, на вид вполне современную, торговаться из-за каждой кроны, из-за каждой минуты, по долгу службы метать гром и молнии в адрес детей и их родителей, нередко вопреки убеждениям, заботиться о своем авторитете внизу и наверху, но не для того, чтобы удержаться в директорском кресле, нет, а для того, чтобы учебный процесс протекал так, как положено…
— Вы, наверное, будете удовлетворены, если я скажу, что искренне восхищаюсь вашей находчивостью? — поинтересовалась она сладким голоском. — Хотя не знаю, с кем имею честь…
— Извините, — перебил ее мужчина и отложил газету на сиденье.
Если час назад она удивлялась, как быстро пробирается по узкому коридору вагона этот грузный человек, то теперь ее поразило, как энергично и пружинисто он поднялся с места и учтиво представился:
— Гавлик… Рудольф Гавлик…
Это было настолько неожиданно, что она машинально подала руку и взглянула на него с изумлением. Он поклонился почти как артист, кажется, даже щелкнул каблуками.
— Мария Арбетова, — отозвалась она и улыбнулась.
Поезд замедлил ход, и Гавлик опять взглянул на часы.
— Пирдоп, — пробурчал он. — Девять часов две минуты… Опаздываем на шесть минут…
— Я вам, наверное, надоедаю… — произнесла Мария уже более уверенно. — Вы следите за точностью движения поезда от нечего делать или в силу профессиональной привычки?..
— Не знаю, — ответил он с серьезным видом и задумался. — Хотя… второе предположение, вероятно, ближе к истине…
В его манере говорить было что-то такое, что заставляло расспрашивать. К тому же ее страшно интересовало, кем мог быть этот человек.
— Так вы железнодорожник?
— Холодно, — ответил он, оживляясь, и оба рассмеялись.
— Жаль, — сказала Мария возбужденно.
Игра начинала ей нравиться. «Я же в отпуске, — думала она. — Так почему не позабавиться? Нет, не флиртовать, конечно… Те времена давно прошли, да и раньше у меня на это никогда не было времени. А теперь совсем поздно…»
— Я с детства питаю слабость к форме, — призналась она.
— Гм… — среагировал он как-то неопределенно. Глаза его сузились, казалось, он разглядывает ее более внимательно.
Мария опустила сумку пониже к коленям.
— Сейчас ваша очередь угадывать. Пожалуйста, три раза… — предложила она шутливым тоном.
— Артистка или что-то в этом роде, — бросил Гавлик не задумываясь.
Мария покачала головой, хотя в первый момент ей хотелось подтвердить его предположение. А что, собственно, она делает в течение двадцати девяти лет? Что делает ежедневно с утра до ночи? Играет свою роль. Дома, в школе, на улице… Только двадцать девять лет? А раньше — в педагогическом училище, в городском училище разве она ее не играла? Конечно, играла. И перед всем городком, и перед городским начальством, а дома — перед матерью…
«Интересно, почему он так сказал? — мучительно размышляла она. — Если он надолго не задумывался, значит, наблюдал за мной и пытался угадать, кто же я.
У учителей в этом отношении есть кое-какой опыт: мы сразу можем определить, когда нам отвечают, основательно поразмыслив, а когда просто наугад, будь то в классе или в экспрессе София — Бургас…»
— У вас осталось еще две попытки, — уточнила она, подражая спортивному судье.
— Очень сожалею, — возразил он вежливо, — но я не привык угадывать. Если я ошибся, то меня оправдывает то обстоятельство, что я сделал вывод лишь на основании поверхностных наблюдений.
— Ведь это же игра.
— Игра… — повторил он, при этом его карие глаза заблестели, а лицо, как ей показалось на какую-то долю секунды, просияло.
— У вас тоже осталось две попытки, — напомнил он.
— Три! — уверенно заявила она. — Я ведь еще ни разу не угадывала.
— Ну да, а путеец? — улыбнулся он. — Вы тоже не угадали.
— Вы, вероятно, имеете в виду железнодорожника, — поправила она его, произнеся последнее слово чуть ли не по слогам.
Глаза его снова сузились, но он промолчал.
— Директор предприятия, — заявила она, будучи уверена, что на сей раз не ошибется.
— Учительница, — сказал он без колебаний.