Сергей вздохнул и закрыл глаза. Он не помнил, сколько пролежал так, неподвижно. Он думал о прошлом, стараясь привести в порядок разрозненные видения. Ясно и последовательно Сергей мог вспомнить только институтскую жизнь. Горькие минуты общего собрания, когда разбирали его, Сергея Прохорова, недостойное поведение, имели странную собирательную силу: как в фокусе, просматривались все дни — от момента поступления в институт до известия о войне. Вот Сергей видит себя в первый день занятий. Подошел в коридоре к Купрееву, спросил: «Можно ли курить?» — «Нет», — сказал Купреев. Нет так нет, мы люди не гордые. Титры… о них лучше не думать! Их стащил у Савельича какой-то непонятный, вызывающий теперь злость и недоумение мальчишка: «Все можно, все дозволено! Анархист», — сказал Ванин. С этим давно покончено — что понапрасну вспоминать! Хорошие минуты, когда в институте танцы и Сергей — капельмейстером. А еще лучше, когда горнистом. Ответственная обязанность — будить всех на физкультзарядку! Сергей просыпается раньше всех, лежит, прислушиваясь к тихому гудению радио. Наверное, только два человека в мире не спят в эту минуту: диктор и студент технологического института Прохоров. Оба ждут. В маленьком пятнышке мембраны тишина всей страны. Электрическое дрожание доносит шелест лесов и воды, металлические невнятные шумы и рождающийся, как предчувствие, как ожидание, звук заводских гудков. Потом возникает песня — сперва только мелодия, светлая, как утро, как воспоминания детства. В нее неторопливо вплетается густой бас, и вот во всех комнатах и этажах студенческого общежития звучит песня, сильно, торжественно, приподнято:
…Сергей лежал, обрадованно прислушиваясь к мелодии, — она крепла, крепла то ли в напряженном чутком воздухе, то ли внутри самого Сергея. Сквозь неплотно прикрытые веки он видел чистое небо и угадывал вокруг себя большую свою Родину, что медленно принимала строгие и четкие контуры одного, общего образа.
…Атака началась через час. Прощупав, видимо, слабое место в обороне, противник сосредоточил главный удар по правому флангу. Танки и пехота силой до двух батальонов навалились на соседнюю с ротой Ремизова роту Винникова.
Снарядом порвало телефонный кабель от командного пункта батальона к батарее, стоявшей у сахарного склада. Занятый своим делом, Сергей не видел, что происходило в роте Винникова. Оглушал взрывной грохот, слышались крики и отчаянная стрельба с вражеской стороны.
Оборванный кабель висел концами над воронкой; нарастив и крепко скрутив его, Сергей выбрался наверх и выглянул. Увиденное ошеломило его.
Бойцы роты Винникова бежали назад, к жилым домам, и впереди всех — сам командир. Обтекая бегущих вдоль леса, стремясь к сахарному складу, далеко оторвавшись от танков, по которым продолжали бить обе батальонные батареи, с воем катились гитлеровцы.
«Ах, что делают, что делают!» — шептал Сергей, едва не задыхаясь от переполнившей его ненависти к Винникову; этого долговязого с унтер-пришибеевскими замашками командира он и раньше не любил.
Лишь небольшая кучка бойцов дралась с танками, да в центре какой-то маленький толстый человек (на расстоянии Сергей не мог признать в нем комиссара), стреляя вверх, поодиночке останавливал бойцов; ложась на землю, они принимались бить по наступающей пехоте врага, которая уже появилась у склада, намереваясь, видимо, захватить батарею.
Сергей вдруг увидел: Хмурый короткими упругими прыжками, перескакивая окопы, бежал наперерез Винникову, но, не добежав, с ходу остановился, на мгновение застыв на месте, точно поразился чему-то, потом прижал руки к груди и упал лицом вниз.
«Убили, убили!» — не то подумал, не то закричал Сергей, одновременно жалость к строгому командиру и человеку Хмурому и страшная мысль: «Кто же командовать будет?» — жарким, горячечным предчувствием катастрофы вошли в сознание. Он со стиснутыми зубами, плохо различая цель, — очки чертовы, кто их выдумал! — начал бить из автомата в направлении прорвавшейся вражеской пехоты. Потом, когда быстро протер очки и вгляделся вперед, высокая фигура Аркадия мгновенно запечатлелась в глазах. Он вырос перед Винниковым, точно выскочил из-под земли, и ударом наотмашь опрокинул его навзничь. Бойца, налетевшего на него вслед за своим командиром, Аркадий свалил ударом кулака. («Эх, здорово!» — выдохнул Сергей.) Остальные, точно зацепившись за Аркадия, вмиг образовали вокруг него плотный взвихренный клубок. Аркадий побежал вперед, стреляя, что-то крича, призывно выбросив руку, бойцы, развернувшись неровной цепочкой, бежали за ним, и Сергей торжествующе закричал: «Ага, ага!»