Мне показалось, что при такой схеме створки непременно прогнутся, особенно последняя. Он заметил мой интерес, как бы демонстрируя, выехал на «Ниве» со двора и стал закрывать ворота. Я стал внимательно рассматривать – всё было сделано с умом: под створками заложен рельс, забетонирован, столбы тоже забетонированы с укосинами.
Когда я присмотрелся, то понял, почему створки не прогибаются – конструкция компенсировалась за счёт шарниров, которые эти створки складывают. Контуженый, очевидно, проследил за моим взглядом.
– Мы когда-то тоже сопромат изучали. Могу бесплатно патент отдать.
– Спасибо.
Он закрыл ворота и обратился ко мне:
– Приехали ворота посмотреть, или дело есть какое ко мне?
– Дел нет. Я хотел бы порыбачить на вашем пруду.
Он посмотрел на меня, на машину:
– И что, с Питера сюда, чтобы порыбачить на наших озёрах? Что, там, в Ленинградской области, нет озёр, на которых можно порыбачить?
– Да мне б хотелось с удочками…
– А там что, перевелась рыба?
– Да, может, и не перевелась, а я сюда приехал. Я отсюда родом.
– Откуда отсюда?
– С Новокубанска.
Он прищурился, посмотрел на меня:
– Фамилия какая?
Я назвал.
– Пётр Фёдорович твой отец?
– Да, так моего отца звали.
– Знал я его. Хороший человек был. Всеми уважаемый. Так что ты хочешь?
– На ваших условиях порыбачить… Что это будет стоить?
– Не проблема. Но у меня свои, особые условия.
– Я согласен на ваши условия.
– Ловить только там, где я укажу. Никакого костра на берегу не разводить, а про мусор я уже и не говорю, если что будет, то у меня там поставлены урны, куда можно сложить, и даже окурков не должно валяться после вас. Рыбу так: менее полукилограмма отпускать, свыше четырёх килограмм отпускать.
– Странно… Почему?
– А что тут странного, – уже более мягким голосом сказал он. – Все свыше четырёх килограмм – это маточники, им надо плодиться, от них здоровоепоколение вырастает. А все, что меньше полукилограмма – им просто расти надо. Расти и развиваться, нечего их губить. Молодёжь, она должна расти. Если там какой меньше килограмма попался, что же, значит, плохо воспитывался, раз попался на крючок, – сказал он шуткой. – Езжайте за мной.
Мы выехали: он впереди, я за ним. Подъехали к прудам – охранник пропустил. Подъехали ко второму пруду.
– Здесь вот и располагайтесь.
Я достал из багажника удочки, спиннинг. Он обратил внимание на мой спиннинг. Подошёл, взял бережно и стал читать на нём надписи на немецком языке.
– Что, в Ленинграде покупал?
– Нет, – говорю, – в Германии.
– ГДР?
– Нет, ФРГ.
Он внимательно на меня посмотрел:
– А как туда попал?
– Ездил по работе и заодно купил себе спиннинг, игрушку такую.
– А где был?
– Да как сказать, где был… Я практически всю ФРГ проехал, считай, от Любека до Шварцвальда. Пришлось много фирм посетить, прежде чем контракт заключить.
Смотрю, он спиннинг мой держит как-то особенно нежно, даже поглаживает немного. У него голос изменился, заметно потеплел:
– Что же, счастливо вам порыбачить… Ловите-ловите, как вам хочется, ловите…
И он аккуратно положил мой спиннинг, не поставил у машины, а положил на травку.
– Ловите-ловите… Счастливо вам поймать, – зачем-то повторил он и ушёл.
Он шёл с опущенными плечами, опущенной головой, я тогда не понял, что могло так его взволновать. Простой спиннинг, не самый дорогой из тех, что там были, всё-таки покупал я его за валюту, а валюту надо было экономить.
Я расположился, забросил пару донок на макуху, так называемые макушанки, это такое устройство: берётся кусочек жмыха, свинцовая пластинка. Крючки вставляются в жмых и забрасываются. И пару удочек поставил поплавочных. Недолго пришлось ждать, начал брать сазанчик с полкилограмма, грамм семьсот. Таких я просто отпускал – по договорённости.
Приехал хозяин, Пётр Васильевич, или, как его все называют, Контуженый.
У третьего пруда стояли три домика непонятного для меня назначения. Аккуратненькие такие домишки, у каждого на крыше телевизионная антенна, а перед входом мощёные площадки. Смотрю, около одного домика Контуженый с охранником огонь развели, дымком запахло.
Макушанки молчали, а на поплавочные удочки нет-нет да клевали сазанчики килограмма по полтора. Я уже поймал четыре рыбы, посадил их в садок, как вдруг затрещал фрикцион донки: я подсёк и почувствовал: да! То, что хотелось – то уже у меня на крючке.
Очевидно, звук фрикциона привлёк внимание Контуженого, он посмотрел в мою сторону, что-то тихо сказал охраннику и пошёл с большим подсаком ко мне. Сазан или то, что сидело у меня на крючке (я ещё не видел), пытался то в одну сторону уйти, то в другую. Я, не давая слабины, пытался подвести его, но пока он упирался и был далеко от берега. Подошёл Пётр Васильевич: