— Красновские. — Быстро пробормотал Каретников: — Жора и Маша, вроде, будут. Марина с мужем тоже, — и прокашлялся.
Мать меленько вздохнула. Ноздри Ксении расширились. Она разозлилась и на заминку отца, и на вздох матери. Соседи по лестничной клетке были давними друзьями Каретниковых, еще по старой квартире. С детства Ксюшу и сына Красновских, Сережу, считали женихом и невестой. К этому так привыкли, что известие о замужестве Ксюши удивило соседей. Минувшим летом Сергей приезжал в отпуск. Обе семьи надеялись, наконец, «узаконить» отношения детей. «Засиделась ты, Ксюха, в девках! — подшучивал отец. — И Сереге пора выйти из Ордена Холостяков. Так сказать, перекрасить масть валета виней. Хватит вам умничать!»
И вдруг без объяснений Сергей до срока уезжает в часть, Ксения молчит. Когда же дочь объявила родителям, что четвертый месяц беременна, и они с Борисом решили пожениться, стало не до любви. Отец лишь упрекнул дочь и зятя: «Что же вы тянете!»
…Красновские были по–прежнему приветливы с Ксюшей, но, встретив ее в общем коридоре, виновато улыбались и торопились к себе.
Ксения объяснилась лишь с матерью. «Мне уже двадцать четыре. У нас разная жизнь. Я здесь. Он там. А с Борей мне спокойней. Спокойней за ребенка».
«А это его ребенок? — иронично спросила мать. — Сергей приезжал в мае, как раз…» «Мам, это не твое дело!»
Вера Андреевна внимательно посмотрела на дочь. Ксения покраснела.
«Надеюсь, моя дочь не игрунья, чтобы морочить головы двум мужчинам?»
«Мам, я понимаю, тебе обидно за Сережку. Но, во–первых: это действительно не твое дело. А, во–вторых, кто бы ни был его отец, это мой ребенок! А разве мой ребенок, — она сделала ударение на местоимении, — не достоин нормального будущего?»
Женщины переглянулись.
«Я знаю, мам, что ты думаешь. Но сейчас жизнь такая!»
«Это не жизнь такая, Ксюша, а — ты! Надеюсь, впредь ты не будешь шутить такими вещами!»
Больше они об этом не говорили.
По привычке Ксения следила за новостями «оттуда».
Еще во время учебы Ксении в старших классах по телевизору показывали бородатых дикарей в лесу: они резали головы людям, стреляли в пленных. Затем дикарей начали «мочить в сортирах». После окончания Каретниковой института у них на кафедре иностранных языков кто–то повесил компьютерную распечатку: «поймали группу террористов: Камаз Помоев, Букет Левкоев, Поджог Сараев, Погром Евреев» и что–то в том же духе. Не умно! Вот и вся война. В письмах из командного училища Сергей рассуждал о «Кавказском нарыве» со времен Пушкина и Лермонтова, от Жилина и Костылина до «Тучки» Приставкина и фильмов Сергея Бодрова–младшего. (В армии ребята почему–то пространно философствуют.) С Кавказа он не прислал о войне ни полслова. Возможно, из–за цензуры…
Сергей приезжал в отпуск как всегда смешливый, с короткой стрижкой.
— Ты загорел. У вас там Куршивель? — как–то спросила Ксения иронично.
— Почти.
— И какой у тебя чин?
— Капитан.
— Это много?
— Не очень.
— Ты на военного совсем не похож.
Теперь все это не имело значения.
…Ксения прислушалась к чтению отца. Подумала о Борисе: «Не звонит, значит подъезжает».
В двери постучали.
— Наконец–то! — пробормотал Александр Николаевич и вскочил открывать.
Ксения пододвинула ногой туфли и стала втискиваться в них.
— Ксюша, ну куда же ты их напялишь со своим ростом! — снова мягко возмутилась мать. — В твоем положении! Отличные же лодочки…
— Мое положение еще не заметно, мам! К тому же Боря так хочет.
— Опять Боря! — проворчала мать. — Ты стала дурой при нем! С каких пор ты без него ни шагу?
— Мам, не люби Борю, пожалуйста, про себя. А то сделаешь меня матерью одиночкой.
Вера Андреевна недовольно вздохнула. Ксения подумала: «Соседи. Иначе бы в домофон позвонил. Или в звонок у двери». Она прислушалась к себе, ощущая простую и непостижимую тайну жизни. И вновь ей стало жутко и радостно. Это было важнее препирательств с мамой. Важнее Бори. Предчувствие счастья. А все остальное было лично ее, Ксюшиной тайной, о которой никто не узнает.
Пробубнил мужской голос. Что–то стукнуло о пол. От двери просквозило по ногам.
На балконе тихонько дзинькали бельевые струны о металлические перила.
— Саня, кто там? — Вера Андреевна поводила головой, вглядываясь в прихожую.
В дверях встал муж. Бледный, он, не видя, осмотрел зонтик–трость.
— Тебе плохо? — встревожилась жена.
— Нет. Зонт вот грохнулся. — Каретников положил его рядом со списком и мешковато плюхнулся на стул. Вера Андреевна выбралась из кресла и выглянула в прихожую.