— Ник, я хочу уважения к себе, а чувствую только твоё раздражение. Я правда, старалась не обращать на него внимания, но... Любви нет, мы оба это понимаем... — Я замялась, лихорадочно соображая, стоит ли добавить, что она была? С моей стороны точно. Пусть не страсть, а больше похожая на благодарность тень того, что я пережила с Денисом... но всё-таки была! И кто виноват в том, что вместо того, чтобы расцвести и окрепнуть она засохла? Не я, точно! Нет, не стоит и говорить об этом. Незачем. — Тогда зачем нам быть вместе, Ник? Тем более что ты с Анной...
Он мотнул головой, прерывая:
— Разве мои отношения с Анной как-то касаются семьи? Разве я не прихожу ночевать домой, или уезжаю на выходные? Компрометирую тебя? Или вы с Алексом в чём-то нуждаетесь? Нам повезло, мы живём в двадцать первом веке, Мила! Цивилизованное человечество давно освободилось от предрассудков. Каждый из нас — уникальная личность, а потому имеет право на полный спектр эмоций! Ты не понимаешь этого, потому что... — замолчал, подбирая слова.
— Потому, что я русская, да? Дикая, зашоренная советским режимом, далёкая от Европейских ценностей и свобод, да? Ну что ж, да, я такая! Но я же ни к чему тебя не принуждаю, Ник! И я, правда, очень и очень благодарна тебе за всё, что ты сделал для нас с Алексом, ты и сам знаешь это. И развод — это не потому, что моей благодарности пришёл конец. Нет! Это всего лишь свобода в моём понимании. И в первую очередь — свобода для тебя, Ник!
Он раздражённо всплеснул руками.
— Мила, ты не понимаешь! Я и так свободен! И без развода, который на самом деле не что иное, как необдуманное разрушение семьи. И может быть, и тебе пора хотя бы попробовать преодолеть свои стереотипы и стать свободнее?
Мы сцепились взглядами. Хотелось расхохотаться ему в лицо, но было слишком горько.
— Что-то я не поняла, ты что, предлагаешь мне завести любовника? И при этом рассуждаешь о том, что разрушать семью — это последнее дело? Серьёзно? — Помолчала. — Нет, Ник. Я не готова к этому. Не хочу так!
— А я не хочу, чтобы ты уходила.
— Тогда это тупик. А удерживать меня, шантажируя сыном, — преступление. Не перед законом — в данном случае он невинен и слеп, а перед совестью. Твоей совестью, Ник! Ну и чего ты этим добиваешься?
Он на мгновенье отвёл взгляд, но тут же решительно посмотрел на меня снова:
— А если я порву с Анной?
За десять лет брака я так привыкла к его зелёным глазам! К тому, как он думает, прежде чем ответить, к его режиму дня, к предпочтениям в еде и любимой позе для сна... К музыке, фильмам, книгам. К сексу. Наш быт был похож на монолит. Он был незыблем и отлажен до мельчайших деталей.
А сколько души я вложила в наш дом! Каждая вещика, каждый штрих — всё для уюта и тепла. Ведь мне так необходимо было это ощущение родного берега! И я упорно создавала его где-то на чужбине, веря психологам в том, что проблема не в стране проживания, а во мне. В моих прошлых кошмарах и душевных ранах. «Счастье внутри нас» — говорили они. А ещё: «Тот, кто живёт прошлым — лишает себя будущего» и «У каждого есть право на ошибку»...
— А ты порвёшь?
Ну давай, Ник... Скажи ДА.
А он смотрел на меня с интересом, как когда-то давным-давно, когда я, наивная неумелая дурочка, рисовала его портрет, и от этого взгляда мне снова хотелось верить в то, что всё ещё у нас может быть.
И в этот момент густой, бархатный баритон, бросил первый, полный цыганского огня возглас и потянул за живое... И я невольно повернулась к сцене.
И снова гитара, и терзающие её трепетные руки, и закрытые в порыве чувственной страсти глаза. А ещё — вскинутый подбородок и вздувшаяся от напряжения жилка на шее:
— Я увидел тебя и, увидев, постиг
Всё, что в мире есть мертвом живого,
Я сказал бы тебе, что люблю каждый миг...
Но я знаю, ты любишь другого!
И то зыбкое, что только что витало между мной и Ником, начало вдруг рассыпаться как корявый карточный домик...
— Хорошо, если для тебя это так важно, я буду только с тобой, — твёрдо ответил Ник. — Но тогда и ты будь только со мной.
Я хотела повернуться к нему, но не успела. Артист открыл вдруг глаза и взгляды наши встретились.
— Глядя в очи твои, внемля песне твоей,
Я шепнул бы заветное слово,
Но я знаю, что ты мне ответишь: «Забудь!»...
Потому что ты любишь другого!
Это он мне?! Глаза в глаза, так, словно кроме нас с ним в этой зале никого больше нет. По моей оголённой спине тут же разлилось бесстыдное щекотливое тепло — и прямиком вниз живота. И я испуганно отвернулась, чувствуя, как паутинкой шального бабьего лета тянется за мной ласковый взгляд артиста.