Кое-как выползла на улицу, хватанула ртом сырого туманного ветра. Добрела до урны, выкинула салфетки.
Если б только можно было и испачканную совесть вот так же выкинуть!
Я ведь всегда понимала, что он на самом деле самовлюблённый говнюк, но не хотела это признавать. Хотя спрашивается, вот на кой хрен он вообще был мне нужен? Что он дал мне, кроме хмельного угара злой мести и коротких часов сладкого самообмана? После которых обычно бывал такой откат в тошноту от самой себя, что руки опускались. И ведь я даже не была уверена, что Ник действительно возобновил отношения с Анной! Я просто сорвалась тогда с катушек и изменила — дерзко и безрассудно. Думала мужу, а оказалось, себе. Но особенно тошно было от того, что даже когда я поняла это — не смогла остановиться. Олег стал наркотиком для моего тщеславия. Волшебной дудкой, от которой дуреет кобра. И спросили бы меня сейчас: «Что происходит в твоих отношениях с мужем?» — я не смогла бы ответить внятно. Потому, что давно уже забила на них, пустила на самотёк...
— Добрый вечер, госпожа Трайбер!
Я суетливо оправила волосы, натянула на лицо вежливую улыбку и обернулась:
— И вам доброго вечера, господин Хильдт.
— Ждёте Алексея?
— Да, но он что-то задерживается.
— Мне кажется, я видел его там, за углом, в компании ребят. Но я не уверен.
— Ничего, я подожду... – небольшая натянутая пауза. — Сегодня сыро, но воздух приятный, да? И морем пахнет, чувствуете?
Густав Хильдт, преподаватель русского и английского языка в гимназии Алекса, смешно сморщил переносицу, без рук поправляя на ней круглые, чуть запотевшие очки.
— Значит, будет потепление. Возможно даже дождь.
— Ну нет! — шутливо воскликнула я. — А как же Рождество?
— О! Санта приплывёт на лодке! — с готовностью рассмеялся он.
Стоит ли говорить, что общались мы на русском? Густав был молодой, от силы лет двадцать пять, высокий, худой. Очень интеллигентный. Приятный. Работу свою любил до одури и использовал любую возможность, чтобы практиковать разговорную речь. Я никогда не отказывала ему в этом и больше того — была благодарна за то, что он упрямо продолжает преподавать не столь популярный, в отличие от английского, русский. Для меня это было очень важно. Я не хотела, чтобы Алекс забывал родную речь, а к этому шло, так как разговорной практики в повседневной жизни было маловато. Как-то так получалось, что даже дети знакомых русских эмигрантов вокруг нас говорили только на немецком. И смотрели на Алекса как на бога-полиглота, изучающего аж три иностранных — английский, китайский и... русский. Странные люди — их родители. Разве так можно?
А ещё, Густав был единственным, кто называл Алекса на русский манер — Алексеем. И когда я слышала это, меня накрывало тоскливым тёплом. Ну и как тут не поболтать?
Наконец, попрощавшись с Хильдтом, я набрала Алекса. Он не ответил. Тогда я пошла туда, где его якобы видел учитель и, выходя из-за стены стриженных в разные геометрические формы кустов, увидела идущего на встречу сына. С девушкой. Причём рука Алекса лежала на её талии, но увидев меня, он резко отдёрнул её и суетливо завозился с лямками своего рюкзака.
Я в растерянности остановилась. Ну и как себя вести? Как-то это неожиданно... Не рано ему?
Так и стояла, наблюдая, как они подходят ко мне. Девочка ниже Алекса почти на целую голову. Волосы длиной до плеч, взлохмачены ветром, уши и щёки красные — то ли от холода, то ли... Да нет. Они ещё малы для поцелуев.
— Мам, привет. Это Селена, она из наших черлидеров.
— Здравствуйте, фрау Мила, - смело улыбнулась та.
— Здравствуй... — заторможено ответила я, тут же выцепляя взглядом пирсинг на брови и крыле носа, броский макияж глаз и совершенно ненакрашенные, припухлые губы. И тут же, машинально, взглядом вниз по фигуре... А девочка-то с формами! Даже сквозь мешковатую одежду видно.
— Мам, довезём Селену до дома?
— Конечно, — медленно приходя в себя, согласилась я. — Только, что скажут её родители? Селена, за тобой же, наверное, должен кто-то приехать?
— Нет, я сама всегда добираюсь.
— Мм... Ну хорошо. Поехали.
Селена села сзади, Алекс впереди. По дороге они с аппетитом слопали колбаски, а потом Алекс ещё и отдал ей своё яблоко.
Девочка — болтливая, довольно раскованная. Даже слишком, на мой взгляд. Чего стоило только то, что на подъезде к своему дому она без всякого стеснения запустила пальцы в волосы Алекса и принялась их шаловливо трепать! Просто так. Нежность такая. На глазах у матери!