И вот когда мы вошли на Красную площадь, где народу было столько, что не протолкнуться, когда Алекс увидел Кремль и собор Василия Блаженного вблизи, а ещё каток, гигантскую ёлку и всё-таки матрёшек в человеческий рост, и даже медведей — он просто обалдел. Я смотрела на него и радовалась — мне удалось! А что чувствовала сама — до этого сейчас не было времени... Этого даже касаться не хотелось, было страшно — настолько сильно оно раздирало меня изнутри, грозилось прорваться то ли слезами, то ли сумасшедшим смехом.
...С шумной весёлой толпой орали во всё горло, считая удары курантов, потом добрых минут пять смотрели грандиозный фейерверк, поздравляли друг друга, случайных прохожих, и сами получали поздравления и объятия незнакомых людей...
***********
*Ja, wir sind Deutsche! Können wir durchkommen? — Да, мы немцы! Можно, мы пройдём? (нем)
***********
В гостиницу вернулись около двух ночи, едва живые от усталости, но довольные. Тут же набрали Николоса, у него Новый год как раз только-только должен был наступить. Поздравления, пожелания, наставления, обещания, благодарность...
Спать, господи, спать!..
Мне снилась Красная площадь, салюты и кутерьма человеческих лиц. Потом я потеряла в ней Алекса и бегала, искала, проклиная себя за дурацкую идею ехать в Москву. А потом во всей этой толчее встретила вдруг Ленку — ту ещё Ленку, одноклассницу лет девяти... за руку с отцом. Денис был в смешной меховой шапке, с усами и красными от мороза носом и мочками ушей.
— Люда, привет! — увидев меня, пискляво закричала Ленка и потащила Дениса за собой, ближе ко мне. — Пап, это Люда, мы с ней в одном классе учимся!
— Здравствуй, Люда, — широко улыбнулся он, отчего усы встопорщились, и я увидела в них капельки влаги, под самым носом. — На пятёрки, надеюсь, учишься? На вот, держи! — и протянул мне мандарин. Теплый такой, ароматный, из кармана. — С Новым годом!
— С новым годом, — несмело ответила я. Неужели он меня не узнал? Или только сделал вид, потому что Ленка рядом? Или просто я теперь совсем другая?
А они уже исчезали в толчее. Я поспешила следом, пытаясь не потерять из виду широкую спину Дениса и белоснежную кроличью Ленкину шапку с помпонами, и в памяти вдруг всплыло чётко, как молитва: «От Павелецкого — в метро на Замоскворецкую линию, и до Тверской. А оттуда — к памятнику Долгорукому. Там тебя будут ждать...»
Проснулась в девять утра, как-то сразу. Просто открыла глаза и лежу, прислушиваясь к сопению Алекса. Голова тяжёлая, надо бы ещё поспать, но на сердце как-то тоскливо. Денис... Было в этом сне что-то такое знакомое, как будто я его уже видела раньше. И усы его эти дурацкие с конденсатом, и красный нос, и меховую высокую шапку, и мандарин — особенно мандарин, я ведь тогда их только на новый год и видела — две штучки в школьном подарке с ёлки...
И обдало вдруг не то кипятком, не то холодом. Это не сон был, а воспоминание! Настолько далёкое, настолько стёртое временем, но самое настоящее. Это год восемьдесят пятый, наверное, ещё начальная школа. Мы вывалили тогда гурьбой из Дворца Пионеров, с Ёлки, и строились по парам, чтобы идти обратно в школу, когда за Ленкой неожиданно пришёл отец. Вот именно такой — усатый и довольно худой. Совсем другой. И Ленка действительно сказала ему, что мы с ней в одном классе учимся, и он действительно спросил меня про пятёрки, а я застеснялась и ничего не ответила. А он подарил мне мандарин. Это было, точно! Недавно, но так давно... Как будто та девчонка — и не я вовсе, а тот мужчина — не будущий отец моего сына. Как жаль то время, какое оно было счастливое...
Следующий раз проснулась ближе к двенадцати, разбудила Алекса. И мы с ним до самого вечера бродили по улицам и даже прошлись тем самым маршрутом, что неожиданно всплыл в памяти этой ночью: Замоскворецкая, Тверская, памятник Долгорукому...
Денис сказал тогда, отправляя меня в Москву: «Может на год, может на два... Как пойдёт», и мне казалось, что это нереально долгий срок, казалось, невозможно его пережить! А вот теперь, пятнадцать лет спустя, я шла этим маршрутом рядом с сыном-подростком и пыталась представить себя восемнадцатилетней девчонкой... И не могла. Может, Алекс без конца отвлекал расспросами, но, скорее всего, я и не хотела на самом-то деле.
Меня захлестнуло ощущением свободы и чего-то настолько светлого впереди, что от нетерпения чесалось под ложечкой. Я была счастлива здесь и сейчас, как, пожалуй, ни разу за последние Бог знает сколько лет. Поразительно... Я просто шла по улице и была счастлива без всяких условий! Прошлое больше не болело. Оно приятно грело самое донышко сердца, но не щемило уже, не тянуло назад. Зато впереди призывно расправляло свои горизонты будущее.