— Не знаю, — отозвалась Даце, не оборачиваясь.
— Как — не знаешь? А кому же знать, если не тебе?
Даце поставила посуду в шкаф и с ударением ответила:
— Когда мой посаженый отец поправится.
И подошла к книжной полке.
— Кто же у тебя посаженым-то будет?
— Председатель, — коротко отозвалась Даце, роясь в книжках.
— А-а, — протянул Брикснис. — Ну что же, солидно получается. В новую жизнь, так сказать, сам председатель тебя введет.
Эгон с ухмылкой наблюдал за Даце и курил. Его назойливый взгляд рассердил ее, и она довольно резко спросила:
— Ты что так уставился на меня, чего не видал?
Эгон выпустил густое облако дыма и развязно отозвался:
— Ты бы красила брови и ресницы — пикантней была бы.
Даце слегка покраснела, но ответила сдержанно:
— Проживу как-нибудь и так.
Теодор вернулся с яблоками, за которыми его послала Алине, и мимоходом тронул сестру за локоть:
— Гораздо интереснее, когда у человека свое лицо.
— Ишь о чем заговорил, — насмешливо отозвался Эгон. — Хочешь нам буржуазные взгляды навязать? Что значит — свое лицо? Мы признаем только стандарт. Массовое производство. Даже в нужник, и туда полагается ходить по плану. По графику.
— Ты любишь сильные сравнения, — сказал Теодор.
— Я люблю правду! — патетично воскликнул Эгон. — Я не червь какой-нибудь, чтобы пресмыкаться.
— Я тоже люблю правду, — сказал Теодор.
— Только любить — мало, — наставительно сказал Эгон. — За правду надо бороться. А ты не успеешь пальцем шевельнуть, как тебя за шиворот схватят. Тебе музыка эта еще незнакома. Ты еще витаешь в мире иллюзий.
Теодор пожал плечами:
— Кто тебя обидел, что ты таким скептиком стал?
— Я с ними там, в академии, поцапался; наверно, уже не вернусь туда, — заявил Эгон, зажигая новую папироску.
— Ну, ну?! Не закончишь курса?
— Тьфу! Очень мне нужна эта бумажка!.. Какой толк от нее?! Разве они могут дать мне настоящие знания? Ни черта они не могут! Натаскают тебя немного — и молодой специалист!
— А какие из них специалисты — недотепы! — поддержал Брикснис сына. — Только и знают речи говорить.
Алине ничего не сказала, только искоса посмотрела на зятя, потом на племянника. Пока Теодора не было, она старалась найти в Эгоне сходство со своим сыном. Ведь они оба были студентами. И если Эгон иной раз заходил к ним, она принимала его с болезненным радушием. Теперь она относилась к племяннику неодобрительно. Не нравилось ей, что он, молодой, здоровый парень, все лето болтается без дела, пьет, матери дома не помогает, а еще требует, чтобы она ухаживала за ним, одевается как-то по-шутовски. Она не сдержалась и сказала:
— Ого! Что это у тебя время вдруг такое дорогое стало? Все равно без дела слоняешься!
Эгон сердито покосился на тетку и огрызнулся:
— Меня-то в навозные дроги не запряжешь, как некоторых!
Теперь и Алине рассердилась. Она натянула на руку чулок, который штопала, и оборвала Эгона:
— Знаешь, парень, если бы никто навозных дрог не тащил, то бездельникам, вроде тебя, жрать нечего было бы. Вот как.
— Ишь какая у меня тетя сознательная! — ухмыльнулся Эгон. — С каких это пор?
— Я всю жизнь работала! — резко сказала Алине. — Когда молодая была, мне никто не позволял лодыря гонять, как тебе.
— Ну, милая, — вмешался Брикснис, — сравнила: работу теперь и работу тогда.
— Теперь работа для дураков и старых лошадей, — самоуверенно заключил Эгон.
В комнате с минуту все молчали. Затем Теодор, барабаня пальцами по столу, не очень громко сказал:
— Спасибо за комплимент, братец.
— Чего вы грызетесь! — вмешался Брикснис. — Неужели сразу ссориться надо? Ты, Тео, сам убедишься, что Эгон прав…
— Я уже во многом убедился, — перебил его Теодор. — Поэтому мне такие разговоры кажутся глупыми… и нелепыми. А ты, Эгон, болтаешь, что в академии ничему не учат, но знания нигде ложкой в рот не вливают. А если бы и хотели — не сумели бы, потому что рот у тебя водкой занят. Ты мне сказки не рассказывай. Видел я, как ты живешь, когда в Риге у тебя был.
Эгон, не ожидавший такого ответа, захихикал:
— А как ты жил, тоже никто не знает. — Он на секунду замолчал, потом, иронически улыбнувшись, продолжал: — И никто не знает, зачем ты вернулся? Ни с того, ни с сего… Подозрительный ты праведник. К нам много всяких шпионов засылают. Большие у тебя задачи?
Брикснис что-то пробормотал. А Теодор твердым шагом подошел к двери, распахнул ее и коротко сказал:
— Прошу!
Брикснис удивленно уставился на него.