Насколько легче были теперь ее шаги, когда она шла по дороге, где уже начинал рыхлеть снег. Еще бы — такая тяжесть с плеч свалилась. Нужно спешить домой и браться за работу, брошенную утром. И Алине на ходу прикинула, что еще нужно сделать. Надо замесить хлеб, — сегодня она начала последний каравай, — поставить варить капусту, починить Теодору одежду, которая так рвется в лесу. Потом попарить картошку для свиньи, выкинуть из загородки навоз. Работы непочатый край.
И, вспомнив слова Юриса об отдыхе, Алине усмехнулась. Глупости какие… Что она — столетняя старуха? И руки и ноги еще слушаются. Но вообще Бейка человек хороший. Что верно, то верно. Тот, кто о нем плохое говорит, сам негодяй.
Навстречу шла женщина с большим бидоном. Поравнявшись с Алине, она поздоровалась и хотела пройти мимо.
— Добрый день, Терезе! — громко ответила Алине и остановилась. — Из лавки идешь?
— Из лавки.
— За керосином ходила? Привезли?
— Да, — сказала Терезе, — сегодня утром.
— У тебя ведь много уходит, — по-дружески кивнула Алине головой. — Все уже опоросились?
— От четверых еще жду.
Терезе поставила бидон на снег. Они немного поговорили о свиньях, о помете, Алине удивилась, что пятнистая принесла даже восемнадцать поросят, у Терезе, понятно, работы хватает, но она намного моложе, чем Алине… Алине это уже не по силам. А вообще она на здоровье не жалуется, дай бог каждому, но годы, конечно, подходят.
Когда они расстались, Терезе все удивлялась, с чего это Алине вдруг такая разговорчивая стала? Затем вспомнила, что скоро у Даце свадьба, и решила, что поэтому у матери, наверно, на сердце радостно…
Четырнадцатая глава
— От кого тебе письмо? — спросил Дижбаяр, войдя в залитую весенним солнцем комнату.
— От Илмы, — коротко отозвалась Ливия.
— Что хорошего она пишет? Опять сюда примчится?
— Что ей тут делать?
— Ну конечно, Бейку ей теперь уже не заполучить, — насмешливо сказал Дижбаяр.
— Очень он ей нужен! — Ливия пожала плечами.
— А как же с ребенком?
— Никак. Оказывается, Бейка написал ей: если она настаивает на том, что ребенок его, то готов взять ребенка к себе, а если Илма не хочет этого, то будет посылать ей деньги.
— То есть алименты, — поправил Дижбаяр.
— Алименты, да… но тут заварила кашу Илмина мать. Та за мальчишку умереть готова; узнав, что Бейка хочет взять ребенка, она подняла страшный шум. Стала при соседях Илму поносить как последнюю собаку, назвала ее уличной девкой: хочет родное дитя спихнуть чужому человеку, тот и не отец ребенку. Пускай Илма хоть повесится или отыскивает своего бухгалтера, а она мальчика никому не отдаст, ей милостыня от чужих не нужна. Илма махнула на все рукой и уехала в Латгале с концертами.
— С характером старуха, принципиальная, — сформулировал Дижбаяр. — Зря весь этот шум подняли.
— Ну и что? — Ливия строптиво вскинула голову. — Хоть попугали их.
— Они тоже оказались с характерами и принципиальными.
— Откровенно говоря, я не ожидала этого, — призналась Ливия. — Я думала, что он побоится скандала, и наша дорогая библиотекарша с носом останется. И уберется в Ригу — проповедовать свои идеи. А он, черт этот, оказывается, никого не боится.
— Даже карьерой не побоялся рискнуть, — покачал Дижбаяр головой.
Ливия кинула на мужа презрительный взгляд.
— Ты бы не рискнул?!
— Я? А зачем мне рисковать? А? Пока обо мне не пишут, что у какой-то эстрадной певицы от меня ребенок…
— Кончим этот глупый разговор, — сердито сказала Ливия. — Ну ее к черту, эту легкомысленную Илму со всеми ее романами. Только басни сочиняет…
— Но ведь ты знала, что это басни? — дразнил Дижбаяр жену.
Ливия зло посмотрела на мужа:
— Ничего я не знала и знать не хочу.
— Ладно уж, ладно, — примирительно сказал Дижбаяр.
Они оба были не в духе. Как же, жили три года спокойно, были сами себе хозяевами. И вдруг — проверяют их! Почему проверяют библиотеку — они знали. Но Дом культуры?
— В Риге или в Таурене что-то напутали, — рассуждала Ливия.
Дижбаяр был неразговорчив.
— Ну, сегодня увидишь, куда метят, — сказала Ливия. — Сразу ясно будет.
Сегодня вечером на открытом партийном собрании комиссия сообщит о результатах проверки. Пускай сообщает. Дом культуры работает хорошо, им, Дижбаярам, беспокоиться нечего.
Дижбаяра куда больше беспокоила оценка работы библиотеки и комсомольской организации. Важно, чтоб ее оценили объективно. Правда, очень плохо, что в комиссию вошли такие, как Рейнголд и Забер… сомнительно, будут ли они объективны! Ну, ничего — в конце концов собрание открытое, каждый может высказаться. Он еще припомнит Инге ее разговор о безыдейности в работе Дома культуры. Всю неделю он готовил свое выступление, и речь его, тщательно переписанная, уже лежала в ящике стола. Вчера он добавил еще несколько строчек — о карнавале, который состоялся три дня назад. Ничего, поговорим раз начистоту!