Инга шагнула вперед и сунула руку в неторопливо протянутую жесткую ладонь. Мужчина пристально и, как ей показалось, даже недоверчиво посмотрел на нее.
— Себрис, — сказал он.
— Короче говоря: человеку нужна комната, — сказал председатель.
В это время из дома выбежала белокурая девочка-подросток с веселыми глазами и слегка вздернутым носиком.
— Доброе утро, — сдержанно поздоровалась она, с любопытством разглядывая Ингу из-за плеча Себриса.
Себрис провел рукой по подбородку.
— Гм, — протянул он, — об этом надо с Марией поговорить. Дочка, — повернулся он к девочке, — позови мать.
Девочка перебежала двор и исчезла в какой-то двери.
Во двор вышла женщина с ведром только что надоенного молока.
— Доброе утро! — еще издали поздоровалась она и свернула к колодцу, чтобы вымыть руки, потом вытерла их о передник и подошла.
— Незнакомая гостья, — сказала хозяйка, приветливо глядя на Ингу.
— Им, видишь, квартира нужна, — объяснил Себрис. — Я-то не знаю, а ты как думаешь, Мария?
Хозяйка немного замялась, еще раз посмотрела на Ингу, затем на мужа и сказала:
— Но ведь у нас лишней комнаты нет.
«Не хочет», — решила Инга.
— А не может она разве у меня? — раздался голос девочки. — В бабушкиной комнатке! Там… — Девочка на минутку замолчала, затем обрадованно воскликнула: — Места хватит, если стол вынести! Мне он теперь не нужен!
Хозяйка помешкала, но потом спокойно сказала:
— Если вам негде жить, мы пустили бы… Но тесно будет. Только в комнате бабушки, вместе с Виолите, — больше у нас негде.
— Ничего, было бы где ночевать! — воскликнула Инга с благодарностью.
Смилдзинь взял с повозки ее чемодан.
— Приданое-то у вас небогатое, — пошутил он, ставя чемодан у двери.
— Я внесу! — Виолите схватила чемодан, побежала вперед и исчезла в двери.
— Так входите, — пригласила хозяйка, — посмотрите, понравится ли вам.
Инга последовала за девочкой в дом. В двери она оглянулась и торопливо сказала председателю, провожавшему ее взглядом:
— Большое вам спасибо… за все!
— Не за что, — ответил он, кивнув головой. — Ну, до свидания.
— До свидания, — отозвалась Инга и вошла в дом.
Сперва она попала в небольшую, низкую, но очень чистую комнату. Крашеный пол застлан пестрой лоскутной дорожкой. У стены — широкая, накрытая полосатым одеялом кровать с белыми подушками. Такая же белая, хотя и очень простая, занавеска на окне, на подоконнике цветут фуксии и зеленеют мирты.
— Идите сюда!
Виолите открыла дверь в другую комнату, в которой стояли узкая кровать, стол и стул — больше ничего туда и нельзя было поставить. На столе — стопка книг, глиняная кружка с ромашками и васильками.
— Тут я живу, — сказала Виолите. Ее большие, бойкие глаза смотрели на Ингу доверчиво, выжидающе, весело. Инге понравилась эта белокурая, курносая девочка.
— Стол мы вынесем в сарайчик, — продолжала Виолите, убирая книги и складывая их на кровать.
— А… где же бабушка? — спросила Инга с недоумением.
Девочка быстро подняла голову.
— Бабушка? Ой, вот уже три года, как она умерла… да, уже три года. Ее комнатка досталась мне. А у Эмиля своя собственная.
— А кто такой Эмиль?
— Брат мой, — объяснила Виолите. — Он старше меня. Ему уже девятнадцать, а мне только пятнадцать.
— Откуда у тебя такое необычное имя — Виолите[1]? — спросила Инга.
— На самом деле меня звать Виолеттой, — сказала девочка. — Это из одной оперы… мамочка однажды слушала ее, и там была Виолетта… Виолетта очень понравилась ей. А бабушка не могла выговорить — называла меня Виолите, так и стали звать меня все. Смешно, не правда ли? Ведь я не цветок.
— Ты цветок! — Инга, смеясь, обняла ее за плечи. Они сразу подружились.
Ингрида Лауре, или Инга, как попросту называли ее соседи и подруги, выбрала профессию библиотекаря не только потому, что хотела иметь специальность, а потому, что страстно любила книги.
Книгами Инга «заболела» уже в шестилетнем возрасте. Мать была недовольна, но виноваты были бабушка и отец, которые в любую свободную минуту утыкались носом в книгу.
Какой смысл в том, что девочка в шесть лет научиться читать? Мозг еще не окреп, и глаза слабые… Но Инга отличалась любознательностью, а характер у нее был такой же настойчивый, как у отца, и так она, незаметно для себя и для других, узнала, что черные закорючки можно складывать в слова. Вскоре все только руками всплеснули: «Люди добрые! Ведь девочка уже читает!»