Они еще немного подождали, но ни Валия, ни Раймонд Межалацис, которых тоже позвали, не пришли.
— Ну, тогда поговорим сами, — решила Инга, вздохнув. — Одним словом, сегодня мы при нашей библиотеке организуем совет. Организуем в необычном порядке, потому что и условия у нас необычные: почти нет никакого круга читателей. Итак, мы организуемся самовольно. У меня есть предложение — избрать председателем совета Даце.
Даце вскочила.
— Что? — испугалась она не на шутку.
— Что тут особенного? — спросила Инга. — Ты у нас пока самая прилежная читательница. Ты и Виолите, конечно… Вот почему я считаю, что надо избрать тебя. Атис же, Виолите и я, разумеется, будем членами совета. Мне кажется — так будет справедливо?
— Более чем справедливо, — весело поддержал Атис, и Даце послышалась в его голосе насмешка. — И что же совет этот делать должен?
— Совет должен, — принялась перечислять Инга, — во-первых, отвоевать помещение для читальни, то есть отнять у Дижбаяра одну комнату и придумать для нее какую-нибудь мебель.
— Придумать? — перебил Атис.
— Ну конечно, — ответила Инга, — пока эта мебель в природе еще не существует. Затем надо начать борьбу за книжные фонды. Надо вырвать у сельсовета и председателя колхоза денег.
— Ты что? — переспросил Атис. — Надеешься у Юриса денег на книги выпросить?
— Надеюсь.
— Голова, голова! — Атис хлопнул себя по лбу. — Скорее он у тебя попросит, чем тебе на книги даст.
— Посмотрим, — упрямо сказала Инга. — Кроме того, нужно подумать над тем, как переплести потрепанные книги… это надо бы сделать самим. Я немного умею переплетать. Общими силами нам, может быть, удастся… надеюсь, что появятся и помощники. Но это еще не все. У совета большие задачи. Обсуждение книг, литературные вечера, стенгазета и устная газета.
— О господи! — схватился за голову Атис. — Для меня это все слишком сложно.
Даце сидела молчаливая, растерянная. Присутствие Атиса так смущало ее, что она чувствовала себя как связанная. Ах, почему этот парень с каждым днем все больше нравился ей? И с каждым днем она все острее сознавала свое ничтожество и уродство, с каждой минутой болезненнее воспринимала его невнимание к ней. Она глубоко вздохнула и, отвернувшись, уставилась на желтый свет лампы. Если б она могла побороть себя и с корнем вырвать это дурацкое чувство!
— Даце, о чем ты думаешь? — перебила ее Инга. — Теперь мы должны договориться, что делать. Прежде всего надо привлечь к библиотеке внимание.
— Но я… ведь, право… — пробормотала Даце, вся покраснев.
— Прежде всего дам непременно надо устроить очень интересный вечер… Я рассчитываю, что сельсовет комнату для читальни все же даст. Так что подумаем теперь, что мы, маленькая горсточка, можем сделать? — продолжала Инга. — У меня небольшой план.
И она стала выкладывать свой план: обширная устная газета, которая отражала бы события внутренней и зарубежной жизни, ну и, конечно, колхозные дела. Это потребует очень много труда, надо заранее написать текст, потом разучить.
Атис скептически улыбался. Глупости. Из этой затеи ничего не получится. Можно, конечно, побаловаться, но про себя он уже решил, что много времени этому уделять не станет. Пускай девушки возятся, если им охота. В конце концов, силой никого в библиотеку не затащишь. Кто захочет — придет и будет читать, а недотепа недотепой и останется.
Одна Виолите слушала Ингу с восхищением. Об устной газете Инга рассказывала ей еще дома, и девочке очень хотелось чем-нибудь помочь Инге.
— Когда мы начнем эту газету делать? — нетерпеливо спросила она.
— Сейчас же, не откладывая, — отозвалась Инга. — Пускай каждый возьмет себе тему, которая ему подходит. Я согласна взять международное положение, если вы не возражаете.
— Мы не возражали бы, если бы ты взяла все темы, — вставил Атис. — Очень сомневаюсь, получится ли у нас что-нибудь…
Улыбнувшись, он кинул взгляд на Даце и Виолите, и по этой улыбке так ясно можно было прочитать — и овечки эти туда же, что Даце вздрогнула. И странно — впервые в ней проснулось нечто вроде протеста. Она проглотила внезапно возникший в горле горький комок и, ничего не сказав, отвернулась, чтобы не смотреть в сторону Атиса. И где-то глубоко-глубоко в груди у нее, тоже впервые, вспыхнула досада на молодого бригадира.
«Ты не хороший, — думала Даце, — нет, ты совсем не хороший».
Когда они расстались, было уже поздно. Инга каждому навязала задание и добилась, что ей свято обещали снова собраться в следующую субботу.