Зрители смеялись и хлопали. Инга сняла цилиндр и поклонилась.
— Ишь негодяй какой, войны хочет и еще бога призывает, — сердилась Дарта.
— Эх ты… совсем как в театре.
Атис, по совету Максиса, выпил два стакана воды и, ободренный успехом Инги, выступил вперед.
— Через два года, — уверенно начал он, откинув привычным движением головы волосы, — к нашему председателю Юрису Бейке явится целая толпа — просить, чтоб принял в колхоз. Бейка почешет за ухом и спросит: «Почему вы именно к нам пожаловали?» Ему ответят: «Потому что у вас тучные стада, осушенные луга, у вас электричество и перворазрядные дороги».
— Ого, ого, как заливает!
Атис только махнул рукой в сторону того, кто подал реплику, и продолжал:
— У вас новые коровники и дома, у вас теплицы и пруд с рыбой. Люди на трудодень одними деньгами по пятнадцать рублей получают…
— Ну и брешет!
— А им, наверное, на готовенькое захотелось?
Теперь Атис почувствовал себя совсем уверенно. Роль даже начала нравиться ему.
— У вас совсем не как в деревне, а как в городе. У вас и магазин, и хлебопекарня, и столовая, и детский сад, своя школа и стадион… парикмахерская и…
— Не хватает только, чтобы он сказал «и опера», — шепнул Максис Забер Инге.
— …и прямое автобусное сообщение с Ригой.
— Ой, ну тогда все как надо! — развеселились зрители. — Ей-богу, рай и рай!
— А арьедрама нет? — крикнул старик из бригады Силапетериса.
Эгон Брикснис, ехидно смеясь, наклонился к Ливии.
Атис с минуту помолчал, затем сказал очень громко, почти сердито:
— А вы думаете, что так не будет? Думаете — я шучу? Будет, головой ручаюсь, что будет! Если даже для этого… — Он хотел сказать: «черта за рога взять придется!», но сдержался.
Его тоже наградили аплодисментами. Даце тем временем стояла за дверью ни жива ни мертва. Сейчас она должна переступить порог. Всю ее решимость, словно ветер развеял. Она только понимала, что никакая сила на свете не заставит ее выйти вперед и стать перед людьми. Нет, ни за что!
— Я… я не могу… — пятясь назад, запиналась она. И вспомнила злые слова матери: «Беги, беги кривляться! Люди засмеют тебя». «Засмеют… стану посмешищем…» — ни о чем другом Даце теперь не думала.
Но Максис Забер взял стакан воды и подал ей.
— Два глотка, — сказал он тоном опытного врача.
Даце выпила. У нее стучали зубы.
— Я не могу… — повторила она.
Максис посмотрел на нее, нахмурясь, и попытался ободрить:
— Это пройдет… В первый раз так со всеми бывает.
— Нет… я боюсь, — сказала Даце с дрожью в голосе.
Атис уже вернулся. Инга с порога махнула ей рукой.
— Даце, твоя очередь!
Максис вдруг схватил Даце за локоть.
— Пойдемте вместе, — быстро прошептал он, — мы подходящая пара. Не можете, так не говорите — я все скажу за вас. Только возьмите меня под руку и выше голову, — улыбайтесь! Ну, постарайтесь улыбнуться!
Даце ухватилась за локоть тракториста, как утопающий за своего спасителя. Перед глазами все завертелось в пестрой мешанине — замелькали человеческие лица — и какие!
— Улыбайтесь, улыбайтесь, — шептал Максис. — Выше голову!
Даце вскинула голову и в отчаянии попыталась улыбнуться.
— Что это? Почему оба сразу? — ничего не понимала Инга.
Но необычная парочка — он с дергающейся папироской в углу рта, засунув в карманы руки, и она, в красной кофточке, судорожно держась за него, с пестрым солнечным зонтиком в руке, обтянутой перчаткой, — уже вышла на «сцену».
— Ого, кто же это такие?
— Ишь ты, фрейлейн какая! Цаунитская Даце!
— Что они скажут хорошего?
— Что хорошего скажем? — откликнулся Максис на реплику, ловко перекинул папиросу из одного угла рта в другой и выпятил грудь. — Безобразие, да и только! Человеку покоя не дают. Ну, чем я нехорош — папироску в зубы, кралю под жабры… а попадется кто на пути, свистну по рылу, и пошел. Я геройский парень. Но этот тип, — он показал на стоявшего в дверях Атиса, — говорит, что я никакой не герой! Чем же я не герой? Водку хлещу, как воду, а в Таурене на улице реву, как бык. Никакой милиционер мне не страшен! Ну, чем я не герой?
— Ишь какой лихой паренек, — крикнул кто-то среди зрителей. — Его бы на покос, чтобы попотел!
— Ну, — отозвался Максис, — это не для меня и не для моей крали.
— Важная девка, — заметил словоохотливый старикашка.
— Да какая еще важная, — согласился Максис, хлопнув Даце по плечу. — Никак не годится для простой работы. Это для дураков, а не для нас с ней!