И он сказал:
— Куда уж мне! Я и не думаю об этом. Надо работать — и все. А там видно будет.
— Глупости! — резко воскликнул Юрис и тут же виновато улыбнулся: — Извините, но это, право, неумно. К чему зря терять время? Тысячи людей учатся заочно — что вам мешает? Так нельзя. Я знаю, как трудно учиться и работать. Я работал на заводе, а по вечерам бегал в среднюю школу. Теперь, может, будет еще труднее, но я все же буду продолжать.
— Учиться?
— Учиться. В сельскохозяйственной академии.
У Теодора вдруг появилось много вопросов. Как Юрис представляет себе это? Надо ли сперва подготовиться? И на кого он решил учиться — на агронома или зоотехника?
Юриса позвали к молотилке, и они расстались. Теодор решил про себя, что Юрис очень душевный парень. И никакой он не староста, как считают мать и Брикснис. Неужели правда то, что некоторые говорят о нем: будто он ведет распутный образ жизни. Что-то не верится. Но разве можно судить о человеке по внешнему виду? Теодор научился никому не доверять. А если это правда, то чем же он отличается от тех мошенников, с которыми он встречался на чужбине?
— Эх, — Теодор поморщился и быстро вернулся к риге. Но тут же он ушел за сарай, где его никто не мог увидеть, достал из кармана синий конверт, разорвал его на мелкие клочки и втоптал в землю.
Даце стояла наверху и помогала складывать стог. Охапка за охапкой, покачиваясь, поднимались наверх к наполовину уже сложенному стогу, и они с Ирмой Силабриедис, обе разгоряченные, молча работали.
Атис время от времени поглядывал наверх. Его словно притягивала пестрая косынка Даце. А Даце даже и не смотрела в его сторону. Даце в самом деле увлеклась работой и ни о чем не думала. Не думала даже об Инге. Забыла о том, что все время беспокоило ее: приедет Инга обратно или не приедет? Может, возьмет да останется в Риге, поди знай!
В обед, когда прервали работу, Даце поправила косынку и хотела спуститься вниз. Внизу, словно ожидая ее, стоял Атис. Протянув руки, он крикнул:
— Ну, девушки, давайте вниз, я подхвачу вас!
— Спускайся ты первой! — подтолкнула Даце стоявшая позади Ирма, и не успела Даце опомниться, как Атис ловко подхватил ее и крепко прижал к себе. Даце вырвалась из его рук и убежала.
Атис пошел обедать вместе с Юрисом. Они прибавили шагу, чтобы скорее дойти и скорее вернуться. Договорились не делать большого перерыва и покончить с обмолотом до вечера. Кое-кто из бригады домой не пошел, решил закусить на месте.
Далеко впереди Юриса и Атиса шагал «пчелиный Петерис».
— Смотри, как бежит, — промолвил Атис. — Нам и не поспеть за ним. Ишь каким прилежным стал!
«Пчелиный Петерис» в самом деле торопился. Он шагал быстро-быстро мимо низких придорожных кустов и сосенок.
— Кто это тут овес рассыпал? — воскликнул вдруг Юрис, шедший впереди Атиса.
— Где?
— Смотри, какая ровная полоса. Все тянется и тянется.
Посередине дороги в самом деле тянулась узкая полоска только что рассыпанного, еще не втоптанного в грязь овса.
— Странно, — сказал Юрис. — Машина тут не проходила.
Они догоняли «пчелиного Петериса». Тот, утомленный быстрой ходьбой, уже взбирался на скайстайнский пригорок, собираясь, видно, за дубом повернуть к «Сермулисам».
— Гляди, — и Атис показал пальцем. — Это «пчелиный Петерис» овес рассыпал.
Словно почуяв недоброе, тот вдруг оглянулся и пошел еще быстрей.
— Погоди, Петерис! — крикнул Атис. — Не беги!
«Пчелиный Петерис», не останавливаясь, обернулся и крикнул:
— Недосуг мне ждать… Сегодня не воскресенье!
Но Атис догнал его, забежал вперед, дерзко заглянул в глаза и ласково спросил:
— Ты сыплешь овес, чтобы дорогу обратно найти?
— Что? — растерялся «пчелиный Петерис». — Что ты болтаешь? Какой овес?
Он оглянулся на дорогу и разинул рот.
— Вот так штука… должно быть, насыпался под одежду… то-то, думаю, — чего это у меня кожу свербит?
— Давай потрясу тебя, — предложил бригадир.
— Да ну тебя, — криво усмехнулся Петерис, — я сам.
Но Атис, ничуть не стесняясь, схватил его за бока и сердито закричал:
— Эх ты, черт этакий! Как панцирем опоясался! То-то ты мне таким толстым показался! Овса наворовал!
— Подумаешь, горстку зерна для курочек взял, — начал оправдываться «пчелиный Петерис».
— Вот как… для курочек… Смотри, так нагрузился, что швы потрескались и все посыпалось. Плохо тебе Валия их зашила.
Юрис молчал. Он плотно стиснул губы, глаза его потемнели. Потом в них запылал гневный огонек.