— Не думаю, — ответил Юрис и, рассказав в коротких словах о своих отношениях со Стурите, закончил: — У меня есть жена, правда, еще неофициальная, но я люблю ее, и было бы смешно говорить о каких-то отношениях с другой женщиной. Это все, что я могу сказать. То же самое я скажу и на бюро.
— Все ясно, — промолвил Гулбис, бросив на землю окурок и втоптав его в грязь. — Заодно, может, зайдем в твою контору? Покажешь свое бумажное хозяйство, раз я уж тут…
Гулбис остался в «Силмале» до вечера. Они вместе с Юрисом обошли и объездили все хозяйство, побывали во всех клетях и коровниках, беседовали с людьми.
Когда Гулбис и Бейка заехали к Вилкупам, из коровника вместе с матерью вышла Дзидра, в резиновых сапогах и пестрой косынке. Луция Вилкуп, увидев председателя, отвела глаза и отошла в сторону, а Дзидра встретила приехавших открытым взглядом и смело пожала протянутые ей руки.
— Вот это та самая Дзидра, которую мы из Риги сманили, — сказал Юрис с улыбкой. — Уговариваем за новыми телятами ходить.
— Ну что, уговорят? — спросил девушку Гулбис.
Дзидра пожала плечами.
— Не решусь никак. Еще подумаю.
— Ну, чего там долго думать?! — сказал Гулбис. — Телят растить надо? Надо. Кому-то ходить за ними надо? Надо. Ну так что ж?..
— Я… немножко боюсь ответственности, — нерешительно сказала Дзидра и с интересом посмотрела на секретаря райкома. «Некрасив, — подумала она, — но глаза очень приятные… Смотрит так, словно уже давно знает тебя».
— А если поговорить начистоту? — спросил Гулбис Дзидру, посмотрев на нее именно так. — Вы правду скажите: ответственности боитесь или трудностей?
Дзидра покраснела. Она на самом деле боялась, что работа окажется чересчур трудной. Телятница… К этому слову горожанке надо было еще привыкнуть. И она покраснела еще больше.
— Не беспокойся, председатель, — улыбнулся Гулбис, — эта горожанка будет ходить за телятами. По глазам вижу. Она только переживает переходный период. А переходный период всегда труден. Правильно говорю я? — Он по-дружески протянул Дзидре руку, серьезно и просто сказал: — Поймите одно: телята для вашего колхоза теперь важнее всего. Не только для колхоза, но и для всей республики. Если будете хорошо ухаживать за ними, так заранее душевное спасибо вам за это. До свидания!
С голой придорожной березы поднялась воронья стая и с карканьем разлетелась во все стороны. Тугой ветер промчался над двором, а у Дзидры по спине пробежала дрожь. Скоро зима… На горизонте проясняется, но над лесом, наискосок, со стороны Таурене скользит темная снежная туча.
— Доброе утро, Дзидра! — воскликнула Инга, входя во двор. — Вот тебе текст. Завтра вечером первая репетиция. Нет, не зайду, тороплюсь. Должна еще повидать остальных и вовремя вернуться. Вот тебе — выучи! Завтра в восемь. — И, дав Дзидре листок с текстом, — они опять готовили устную газету, — Инга закрыла портфель и дружески кивнула: — Пока!
Она ушла быстрым, твердым шагом. В походке ее опять была крылатая легкость, а в глазах — энергичный блеск. При встрече с Ингой Дзидра всегда невольно заражалась ее бодростью и жизнерадостностью.
— До свидания! — помахала Дзидра Инге вслед.
У ворот Инга оглянулась еще раз и, затянув покрепче узел на клетчатой косынке, отозвалась:
— Будет снег!
Но в голосе ее не слышалось ни досады, ни грусти, скорее какая-то радость.
И Дзидра побежала в дом с листком своей роли в руке.
От Вилкупов Юрис повел Гулбиса к Гобе.
— Хочу показать тебе настоящую труженицу, — сказал он, когда они вышли из машины.
Перед дверью вертелась шустрая девчурка в резиновых ботиках.
— Здравствуй, Инесе, — сказал Юрис. — Мама дома?
— Мама в комнате плачет, — сообщила малышка.
Юрис сдвинул брови:
— Плачет? Почему? Что случилось?
— Ничего не случилось, — рассудительно сказала Инесе, поглядывая блестящими глазенками на чужого дядю.
— Так почему же мама плачет? — допытывался Юрис.
— Потому что она лижет ноги.
— Что? Что это значит? Кому?
— Коммунистам, — сказала Инесе с ударением.
— А кто это сказал, Инесе?
Инесе доверчиво посмотрела Юрису в глаза:
— В школе. Улдис Брикснис. И еще он говорил, что мама крадет и что ты, дядя Юрис, позволяешь маме красть потому, что она дает тебе деньги.
Юрис уставился на Гулбиса.
— Пойдем в дом, — сказал тот, — чего мы стали посреди двора.
Сразу же за дверью их встретила Терезе. Она, правда, не плакала, но веки и нос у нее были красные.