— Правда, что у вас теперь новая связь с библиотекаршей? — спросил Юриса один из членов бюро.
Гулбис с тревогой взглянул на Юриса. Зная его несдержанность, Гулбис боялся необдуманного ответа, который еще больше настроил бы бюро против него.
Весь вспыхнув, Юрис повернулся к задавшему этот вопрос:
— Это не связь. Лауре — моя жена.
— Надолго ли?
— Навсегда. — Юрис старался быть спокойным.
— Безобразие! — опять возмутился начальник милиции. — Одна жена с ребенком в Риге, другая — тут… И у такого партийный билет в кармане!
— Да. Аморальный образ жизни несовместим со званием коммуниста, — сурово произнес Марен. — Волей-неволей товарищу Бейке придется это понять, хотя он и очень независим в своих суждениях и с трудом подчиняется дисциплине. Он должен или исполнить долг перед ребенком и его матерью, или же ему не место в партии!
— Товарищи, но Бейка не отказывается помогать ребенку! — сказал председатель «Эзерлеи». — А что касается матери ребенка… и этого дела вообще… мне тоже не все ясно. Почему женщина эта разыскала Бейку только теперь? После четырех лет. Тут что-то не так.
— Все даже больше, чем ясно! — воскликнул начальник милиции. — Следует спросить, почему Бейка покинул город и облюбовал такой дальний уголок? Очень просто: чтобы его не могли разыскать, чтоб не могли напасть на след. Обычный случай. Очень даже обычный.
Рядом кто-то зашептался с соседом.
Молчание. Пускай. И вдруг Юрис почувствовал, как он устал, словно у него передергали каждый нерв. В левом виске что-то больно закололо. Юрис на мгновение прикрыл глаза. В конце концов — будь что будет. Очевидно, нет смысла бороться, что-то доказывать.
Кто-то опять говорил. Юрис не слушал. Зачем… если людей не интересует сущность дела? Неужели у него отнимут партбилет? Что делать, чтобы этого не случилось? Лгать и каяться… В чем же? В легкомыслии молодости? Он уже сто раз покаялся в этом. Бросить Ингу? Никогда! Против разума и совести бить себя в грудь и лицемерить, сказать, что то, что он делал в «Силмале», было неверно, что он глубоко ошибся и сожалеет об этом, а ошибки свои исправит? Никогда! Именно потому, что у него в кармане красная книжка с портретом Ленина. Именно потому, что он не только носит ее в кармане, но чувствует себя неотделимой частью ее. Ведь это она учила при любых обстоятельствах быть мужественным, не искать личной выгоды, не бояться трудностей, никогда — чего бы это ни стоило — не отказываться от своих убеждений. Никогда не бросаться фразами, говорить только то, во что веришь всей душой…
— Кто еще хочет высказаться по личному делу Бейки? — спросил Марен.
Слово попросил рабочий промкомбината.
— Я, правда, не знаю… про отношения товарища Бейки с гражданкой, которая пожаловалась… всякое бывает. Но за работу, как я слышал, его не попрекнешь, человек старается… Ну, может быть, кое в чем иной раз и ошибается, но не злостно же. Товарищ он молодой, работать хочет… По-моему, не надо бы давать с занесением, а без всякого занесения… Вот мое предложение.
Потом слово попросил Гулбис. Он сунул в карман листок бумаги и, ни на кого не глядя, тихо, но полным решимости голосом начал:
— Я думаю, что бюро судит сегодня о своем товарище поверхностно. Можно даже сказать — вульгарно. Я имею в виду вас, — он кивнул на начальника милиции. — Это просто несерьезно. Вообще, прежде чем судить о человеке, вы сначала хоть немного присмотрелись бы к нему, к его жизни. Тогда вы знали бы, почему товарищ Бейка уехал из Риги и теперь здесь. Нельзя, товарищи, необдуманно швыряться словами и незаслуженно обвинять человека. Я довольно хорошо знаю товарища Бейку. Он активный, энергичный, самоотверженный человек. За то короткое время, что он в «Силмале», он добился в хозяйстве явного перелома к лучшему.
— А могло быть еще лучше, — коротко бросил Марен.
Гулбис посмотрел на него.
— Безусловно, если бы у Бейки был десятилетний опыт работы в колхозе. А он пришел к нам еще совсем молодым. И мы видим, что его твердая воля уже приносит свои плоды. Будем откровенны: в «Силмале» полностью была подорвана вера в колхоз. А сегодня эта вера восстановлена. И только благодаря товарищу Бейке. Я, разумеется, не хочу касаться частных мелких промахов. Не хочу даже отрицать, что Бейке иногда не мешало бы быть сдержаннее и действовать обдуманнее… но мы теперь говорим о сущности дела. Я не верю анонимным письмам. Я вообще против них. Ведь каждому понятно, что против Бейки имеют зуб люди, которые из-за него не могут больше жить так, как им хотелось бы. Только не пойму, зачем нам вникать во всякие интриги и демагогию? Вот чего я никак не пойму.