— Даце, я люблю тебя… серьезно… по-настоящему…
Даце растерянно смотрит на веселого бригадира, на его изменившееся лицо, и видит, что это он всерьез. О господи!
Не надо лицемерить — и Даце только женщина, а нравиться лестно любой женщине. Но Даце — женщина с добрым, отзывчивым сердцем, и она вздрагивает, словно в чем-то виновата перед Атисом. Покрасневшая, растерянная и несчастная, Даце, опустив глаза, бормочет:
— Глупости… Атис, не надо так шутить…
И опять она мысленно упрекает мать: не подними она шум, что не допустит цыганскую свадьбу у своей дочери, что надо хотя бы новую юбку сшить и разобраться, какой нос у жениха, — то Даце уже была бы замужем и этого разговора, конечно, не было бы.
— Я не шучу, — говорит Атис, все еще сжимая ее руку. Только теперь он уже спокойнее смотрит Даце в глаза. И голос его звучит ровнее, но настойчивее и страстнее прежнего. — Даце… я серьезно… я люблю тебя, хочу жениться на тебе. Поверь мне… никто не будет любить тебя больше… я тебя очень, очень… понимаешь?
В эту трудную минуту в памяти Даце всплыли несчастная, незаметная девушка и красивый, веселый бригадир. Веселый бригадир теперь совсем близко — стоит только протянуть руку. Но сердце девушки молчит. Наверное потому, что в нем сейчас живет большое счастье, Даце не хочет никому причинить боль, даже самую пустячную, и она тихо говорит:
— Не надо. Ну, в самом деле, Атис… зачем ты? Мы ведь друзья, не правда ли?
— Конечно, — соглашается Атис и еще ближе наклоняется к Даце. — Но я хочу, чтобы мы стали неразлучными друзьями, на всю жизнь.
Даце понимает, что должна ответить ясно и твердо, не виляя.
— Ты, наверное, не знаешь… я… мы… Ну, мы с Максисом…
— Хватит! Понимаю! — перебил ее Атис так резко, что Даце вздрогнула и подняла голову. — Вон с кем…
Даце показалось, что в этом коротком «вон с кем» прозвучало презрение к Максису. Это возмутило ее. Вдруг у нее появилось желание отплатить Атису… Она высвободила свою руку и с безразличной усмешкой сказала:
— Знаешь, Атис, когда-то ты очень нравился мне… Я, наверно, даже была влюблена в тебя… Но это все давно развеялось как дым.
— Как дым… — машинально повторил Атис.
Даце опять сделалось неловко. Она торопливо проговорила:
— Пора за работу… скоро обед… — И, увязая в снегу, побежала через поляну к Инге и Эмилю, которые оттаскивали в сторону верхушку ели.
Еще какое-то время Атис стоял притихший. Правильно ли он расслышал? Не пошутила ли она?
— Бригадир! Замерз? — долетело к нему из леса.
— Иду! — крикнул он в ответ и пошел. В лицо ударил горький дым костра.
Дым всегда горек.
Оказывается, в жизни иногда бывает и поздно.
После обеда метель унялась. В лесу это угадывалось по наступившей тишине. В густых вершинах уже не шумел резкий ветер, воздух стал мягким и теплым.
Приближалась оттепель.
Несчастье обычно нельзя ни предвидеть, ни предугадать. Вдруг так получилось, что Теодор и Юрис не заметили, как оказались слишком близко от падающего дерева. В последнюю секунду Юрис увидел, что их заденет вершина стремительно падавшей ели, а Теодор в этот миг склонился за оброненной рукавицей.
Юрис изо всех сил толкнул Теодора — Теодор кувырком полетел в снег. А Юрис не успел отскочить — ветви сбили его с ног.
Теодор стал звать на помощь.
— Слава богу — жив, — с трудом проговорил запыхавшийся Атис. Он стоял на коленях, поддерживая Юриса. Того без сознания вытащили из-под ветвей.
Инга в отчаянии молча опустилась рядом с Юрисом и схватила его руки. Руки его показались холодными, неживыми. Дико бившееся сердце Инги словно застыло и окаменело.
«Если он умер, то я тоже останусь тут, — думала Инга в мертвенном безразличии, — останемся оба… я не уйду отсюда, никуда не пойду».
Затем она услышала «жив», напрягла все силы и очнулась.
Соорудили носилки. Кто-то побежал за машиной.
— Лошадь… лошадь пускай запрягают… на машине не проедешь!
Парни бережно подняли Юриса, и он вдруг открыл глаза, обвел всех растерянным взглядом, вздрогнул и, силясь подняться, застонал.
— Лежи спокойно… Юрис, дорогой… Что у тебя болит? — шептала Инга, гладя его лоб.
— Ничего, Ингочка… пустяки. Что вы хотите со мной делать?
— Ты не барахтайся и не болтай, — сказал Атис с суровой нежностью, скидывая с себя полушубок и укрывая Юриса. Затем он повторил вопрос Инги: — Что у тебя болит?
— Плечо как будто… и бок, — сказал Юрис сквозь зубы и закрыл глаза. — Как нехорошо!
— Теперь лежи спокойно, нам надо добраться до дома!