— А ты получай аттестат зрелости и без задержки ко мне. Это самое лучшее. Вот так!
— Не-е, в деревню не поеду, — ответил Ильдар, испытывая в себе какое-то неясное бодрящее чувство силы и уверенности. А про себя подумал: «Поехать на целину — дело не сложное. Сел в поезд и покатил в далекие степи, где солнце и травы, комбайны и кони. Поработаешь — и в газетах станут писать. Но ведь человек должен искать какую-то цель в жизни. Ведь у каждого есть что-то главное в жизни, и хорошо человеку, когда живет он, влекомый этим главным».
— Поеду в Свердловск на инженера-металлурга учиться, — сказал Ильдар, — а ты взрослый человек и геройства хочется. На целине быстро можно героем стать.
— Ничего ты еще в жизни не понимаешь! — мягко и грустно произнес Ренад.
В институт Ильдар не поступил, и в это невеселое для него время приехал Ренад и начал торопить домашних к отъезду: в совхозе он устроился прочно, построил себе дом и, кажется, подумывал жениться.
Ильдар остался в городе, поступил в районный Дом культуры. По должности ему полагалось ездить по району и помогать сельским клубам налаживать работу. Но директор Дома культуры, тучный мужчина средних лет и все же необыкновенно юркий, сказал новому сотруднику:
— Ездить не будешь. Толку, один черт, мало — ругают и станут ругать. Будешь администратором.
Днями Ильдар сидел в прокуренном кабинете, отвечал на телефонные звонки, вяло, неумело ругался с плотниками, ремонтирующими раздевалку, а вечерами, когда устраивались танцы, следил за порядком в зале, заводил магнитофон, крутил пластинки.
На работу он брал с собой учебник алгебры или геометрии и повторял правила, исписывал клочки бумаги формулами и ждал весну. Как-то поздно вечером он шел затихшими уличками домой и вдруг почувствовал неизъяснимую усталость и пустоту, и все, что он делал, показалось ненужным и тягостным…
Проходили дни. Он все так же поддерживал порядок на танцах, крутил пластинки с надоевшими песенками, и все так же было ему скучно и тоскливо. Когда получил от матери очередное письмо с настойчивой просьбой приехать к ним, он, не мешкая, рассчитался с Домом культуры, заплатил старухе, у которой жил на квартире, и на следующий же день уехал с попутной машиной.
…Мать и брат вернулись к вечеру. Мать тихо поплакала. Потом долго сидела возле сына, гладила ему щеки и от рук ее исходил покруживающий голову запах лекарств, мороза и просто запах, который никак не назовешь и ни с каким другим не спутаешь: так пахнут руки матери.
Ренад сдержанно пожал брату руку. Повесил замасленный полушубок на гвоздь у двери. Потом разделся по пояс и начал шумно умываться. По широкой, бронзово-блестящей спине Ренада перекатывались мускулы. Он тщательно мылил руки, жестко тер полотенцем тело. Какая-то строгость, житейская озабоченность легла складками у губ Ренада, темно-карие немного навыкате глаза смотрели серьезно.
После ужина старший брат повел Ильдара в комнату-боковушку.
— Вот… кабинет мой, — сказал он и улыбнулся. И сразу спугнув улыбку, подошел вплотную, спросил: — Погостить приехал или совсем?
— Может, совсем…
— Хорошо! Здесь неловко себя гостем чувствовать. Стыдно, что ли… Завтра подумаем, что тебе делать.
Ильдару хотелось возразить ему, не согласиться, но его смутила деловитость, уверенность брата, и он промолчал.
Ильдар лежал с открытыми глазами. Сон как-то внезапно исчез. Нет, постель была удобна, чисто и свежо пахли простыни и наволочки, мягко поскрипывали при каждом движении пружины кровати. Нет, постель была ни при чем; и дом, в котором он появился только сегодня, был свой дом. Нет, и дом был ни при чем. Мысли прогнали сон. Неспокойно было от них. Зачем он приехал сюда?.. Стыдно или не стыдно, а приходится признать, что растерялся, обессилел, затосковал и поспешил к уютному, привычному.
В просторную дверь из комнаты-боковушки течет, растекается по полу свет. Ренад не спит. Весь день работал в мастерской, а сейчас еще роман читает. Отдыхал бы. Уже засыпая, Ильдар слышал, как за стеной щелкнул выключатель: Ренад ложился спать.
Во второй половине ночи постучали в окно. В полусне Ильдар слышал, как брат прошлепал босыми ногами к окну, затем торопливо оделся и вышел из дома. Под окном натужно зафыркала машина. Потом медленно угасал шум мотора: Ренад уехал куда-то.
Вернулся он утром. Тяжело стягивал с плеч ватник в густых масляных пятнах. Говорил, точно оправдывался:
— Видишь, как живем. И тебе, верно, спать не дал?