И пошли деньки новой жизни для Михаила Огнева и Натальи. Как мне пригодилось, что я умел готовить еду – частенько готовил ужины, когда и обеды.
Ещё в больнице я кормил Наталью с ложечки, а дома сразу же начал учить её есть действующей левой рукой.
Потребовался месяц, как моя Натали стала кушать кашку самостоятельно, правда, как ребёнок. Я прибирал её лицо салфетками и затем прикасался губами. Она смотрела на меня слёзными глазами, а мне становилось легко от того, что хоть какие-то у нас, но есть успехи и, что моя Наталья осознаёт всё наше сложное положение.
Удручало меня и то, что Наталья не могла сидеть. Невролог пояснил, что вестибулярный аппарат отключен, но может восстановиться путём длительных тренировок и я упорно приучал её к сидению, обкладывая её подушками. Примерно через полгода моя Натали уже сидела без подушек, а я мог хлопотать на кухне, посматривая в открытую дверь в её комнату.
Бумаги на инвалидность в своей медицинской комиссии оформили быстро и отправили в городскую экспертную, которая должна принять решение по инвалидности. Тогда бы я мог получать бесплатно лекарства, памперсы, коляски – комнатную и прогулочную, ходунки – пока же все эти месяцы, как говорится – мне «влетали в копеечку».
Но мир не без добрых людей и я ещё и ещё раз смог убедиться, что именно на добрых и отзывчивых людях к чужой беде «мир держится».
Соседи, да и просто люди этого дивного приморского посёлка, где мы уже прожили шесть лет, мне шли на встречу с первых же дней болезни Натальи. Оставались посидеть с ней, пока я отлучался в город по больничным и аптечным делам, помогали в делах хозяйственных, часто не беря даже плату.
В очередной приезд Галины Филипповны, больная ей уже улыбалась, а она с ней говорила, как с обычной пациенткой – спрашивала: «На что жалуетесь? Что вас беспокоит?» Наталья начинала хмуриться, а позднее и отворачивать голову. Врач не обращая внимания мерила ей давление, прослушивала, смотрела результаты моих замеров и делала изменения в назначении лекарств. По медицинской экспертизе мне объяснила, что установлено выдержать время с начала болезни, разное для разной категории болезней, затем следят за течением болезни. А когда время выйдет, для Вас полгода, тогда нужна повторная наша врачебная комиссия, а после неё они лично осмотрят больную и только тогда назначат группу инвалидности на один год.
На реакцию больной во время осмотра, Галина Филипповна отметила, что наша больная многое понимает, а это очень опасно при её физическом состоянии и, что у неё могут начаться нервные стрессы – я уже даю ей успокаивающий препарат.
Всем известно, что в любом деле очень важный фактор время – не зря говорят «что лечит», но время и калечит.
Утро мы начинали, как и все люди с физической зарядки, но прежде я менял памперс, омывал, аккуратно протирал насухо критическое место, затем влажными салфетками лицо, шею, руки и затем приступал к массажу. Меня всегда удручало то, что я не видел разницы между здоровой и больной ногой и рукой, хотя рука совсем не подавала признаков жизни. Не смотря ни на что, я массировал, пытаясь вдохнуть в них жизнь.
После готовки завтрака, ставил к кровати Натальи раскладной столик, садился напротив, и мы завтракали. Я рассказывал ей, чем занимался вчера в саду, что происходит сейчас в посёлке, у соседей, подавал к чаю мёд. Она внимательно слушала, участливо смотрела и всё… А как мне хотелось, чтоб она приняла участие в беседе – одобрила, возразила, поправила, возмутилась чем-то, но нет, всё тщетно…
Далее мы садимся за урок разговорной речи: я начинаю – пример:
– Посадил дед репку
Она продолжает:
– Не густу, не редку.
Я:
– Выросла репка
Она:
– большая-пребольшая.
И так далее.
Затем урок письма. Пишу на белом картонном листе бумаги букву А – произношу её и снова пишу в строчку. Пододвигаю лист к своей ученице, даю в левую руку карандаш, и она начинает старательно писать – писать не в строку, как показал я, а по вертикали (по-китайски), и не прерывая карандаш пирамидки и так выписывает до края листа. Затем начинает снова писать сверху вниз и пишет те же абсолютно похожие друг на друга ступенчатые пирамидки, но ни как не букву А. Тогда пишу ей букву Т и тоже несколько букв и по вертикали и даю ей лист, чтоб продолжила, но она снова выписывает вниз те же самые свои пирамидки. Я пытаюсь выразить ей своё недовольство. Наталья без каких либо эмоций кладёт карандаш на лист бумаги и смотрит недоумённо мне в глаза своими карими, такими родными мне умными глазами, вопрошая – неужели ты не понимаешь, что писать надо именно так… От всего этого внутри у меня начинает вздрагивать, наливаться жаром и переходить в мелкую дрожь, я понимаю что не выдерживают нервы – встаю и ухожу в ванную – прикладываю ко лбу холодную воду – успокаиваюсь и вместо следующего урока – пения, начинаю урок – тренировки в стоянии на ногах и попыток передвижения.