Под вечер я сидела с книгой на крытом крыльце, когда Александра Ивановна пришла с работы, бросив мне, что сегодня Веру Николаевну отпустила пораньше с работы, чтобы встретить брата из деревни, говорит, офицером стал.
Я поняла, что наконец-то мы снова встретимся и, что тётя сказала это неспроста, а передала сообщение Веры ко мне. Она не могла не сообщить мне это, хотя я была убеждена, что тёти против любых моих знакомств и встреч с мужчинами – эгоизм высшей степени.
А я держала книгу раскрытой и вместо строк видела сплошное серое месиво букв без мыслей и желания даже пошевельнуться.
Спохватившись, быстро ушла в свою комнату, привела себя в порядок, надела костюмчик, сказала Руфине, что ужинать не буду, села на своё место на крыльце, боясь пропустить ту минуту, когда Михаил окажется у калитки. Я представила, что он своей непосредственностью может ошеломить моих тёть, смело по-свойски войдёт в дом, и при них может обнять меня – это для них станет шоком.
Дверь калитки скрипнула. Он весь сияющий, в позолоте, фуражке смело шёл ко мне. Я забыла все предостережения, видела только его протянутые ко мне руки и шла к нему навстречу. И прямо напротив окна мы обняли друг друга и, замерев, стояли так – сколько не помню. Помню, как он осыпал меня поцелуями – щёки, губы, глаза. Это была вершина моего счастья, стоит ждать и годы за эти минуты. Отстранившись, мы смотрели долго друг на друга, держась за руки. Затем он прижал мою руку к своим губам и тихо, тихо пригласил идти гулять к берегу реки.
Долго стояли у мощного переката реки. Каждый думал о своём. И только уйдя в тишину, он философски заметил, что в нашей жизни будут «перекаты и ровные течения, а мы должны быть стойкими ко всему». А потом рассказал, что чувствовал, совершая первый прыжок с парашютом, проходя практику в десантной дивизии. Я поняла его слова «ступить в бездну» по-своему, что давно решилась идти вместе с ним, идти смело и в зной и холод, в бурю и вечное безмолвие. Михаил сделал предложение мне очень и просто, и нежно: «Натали, давай жить вместе, какой будет наша жизнь, я не знаю, ни кто не знает, но буду делать всё, чтобы мы были счастливы. И мы вновь надолго прижались друг к другу, а мне хотелось продлить эти минуты счастья…
-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.
Решили, что завтра же едем к Михаилу в деревню на неделю и чтобы я была одета в спортивный костюмчик, а с собой взяла и платьица, и все женские припампасы, что жить будем по-спартански – на пасеке. Вот оно, все, о чём я мечтала целый год – будет наяву. Теперь, побыв с Михаилом, мне так стало легко, приятно, никаких проблем и даже мыслей. Но вот снова одна в ночи и начала грызть меня эта «старая дева». Разумом понимаю, что я выхожу замуж, что мне 24 года и давно пора, и есть приятный мне мужчина, но не отпускают душевные муки, в которых и себе-то неловко признаться – я не свободна, весь свой установившийся порядок надо подчинить другому, что-то нужно убрать из своих привычек, что-то изменить. Ну-ну понесло… Не остановишь…, а «где мои 18-ть…». Привёз бы он меня домой, представил своим под благословение, и сказала бы я самое заветное слово – «мама». Так нет – я же его не произнесу – ни разу в жизни не произносила и вряд ли это у меня получится, а как к этому отнесётся Михаил? И успокаивающая пилюля – мы будем жить всегда в военных городках отдельно.
- хватит же размысливать всё и вся, надо жить – жить, как оно есть, жить душой, сердцем. В конце концов, не совсем ещё я «старая дева», да и всё решено между нами.
-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.
Деревенский дом Михаила оказался таким же, как и наш, только комнаты чуть больше, да русская печь с другой стороны, как войдёшь, да в переднем углу над столом, аккуратный иконостас (божница) с иконками.
Встреча с мамой Михаила прошла очень просто и уютно. Вера Николаевна представила меня Марии Игнатьевне, как дочь её начальницы и хорошую подругу Михаила и, что Наталья Александровна уже закончила институт и год проработала учительницей и, что они с Михаилом ровесники.
Мария Игнатьевна стеснённо протянула мне руку, по-сибирски растягивая слова, тихонько стала выговаривать: «Да как же это я вас, таких дорогих гостенёчков потчевать-то буду, у нас тут всё не как в городу», – и, обращаясь к дочери, слегка взмахнув руками, высказалась погромче: «Да уж ты доченька тут всё сама как-нибудь – Господи, да проходите, не стесняйтесь, будьте как дома». Вера обняла мать, успокоив её по своему – повела в куть, а меня Михаил проводил в горницу.