В какой-то момент ситуация настолько обострилась, что сестры физически разделили спальню пополам, проведя посредине линию — с одной стороны коммунизм, с другой — фашизм, каждая оформила свой угол соответственно. У Декки были коммунистическая библиотечка, бюст Ленина и выпуски «Дэйли Воркер», у Юнити — фашистские значки и флаги, фотографии Муссолини и Гитлера, новая фашистская эмблема — свастика, а также коллекция записей нацистских и итальянских молодежных песен. И все это несмотря на знаменитую ненависть Пули к «гуннам», как он называл немцев еще со времен Первой мировой войны, на которой он с ними сражался, и несмотря на его приказы убрать все нацистские символы.
Некоторые прозвали Декку салонной коммунисткой, но Юнити уважает ее серьезный подход — любая заинтересованность в политическом будущем страны лучше, чем безразличие. Несмотря на разногласия, Юнити обожает свою энергичную младшую сестренку, их споры всегда казались ей гораздо благороднее, чем легкомысленные перепалки, которые устраивали другие их сестры из-за одежды, заколок для волос или книг. Они с Деккой могут быть политическими противницами, но в остальных отношениях — они настоящие подруги.
Пока Мосли произносит речь, Юнити не упускает шанса рассмотреть толпу. Среди мужчин в черных рубашках — на некоторых на них ее взгляд задерживается — встречаются и женщины. Как и мужчины, они одеты в черные рубашки разных фасонов — есть с круглыми воротничками, и с мужскими галстуками, — но все смотрятся одинаково серьезно. Может, они ее настоящее племя, может, с ними у нее гораздо больше общего, чем с погрязшей в мелочных интересах семьей, размышляет Юнити. И тут одна женщина привлекает ее внимание.
Вместо черного эта девушка выбрала красный кардиган. «Идиотка, — думает Юнити. — Как из всех цветов она могла выбрать красный для митинга фашистов?» Красный — цвет коммунизма, антитезы фашизму. Неужели она не понимает, символом чего она для всех тут выглядит? Разве не боится реакции, которую может вызвать? Девушка оборачивается, и Юнити ахает: та поразительно похожа на ее сестру, Декку. Что, черт возьми, она тут делает? Юнити качает головой: скорее всего она обозналась. Муля никогда не отпустила бы Декку на фашистский митинг, Юнити даже представить не может, как она могла бы сюда попасть.
Речь Мосли достигает крещендо, и Юнити теряет девушку из виду. Рискуя раздразнить патрульных, контролирующих проходы, несколько смельчаков зажигают спички, и в их мерцающем свете, когда голос Мосли звучит во всю мощь, зал кажется почти священным.
Через толпу словно проходит электрический разряд, вибрация проникает в Юнити, входит с ней в резонанс. Юнити в восторге от слов Мосли, хотя уже читала манифест и слышала, как он ранее репетировал речь в Итоньерке. Но здесь те же самые фразы словно ожили. «Могу представить, — думает она. — Насколько завораживающими они были бы в искусном, гипнотическом исполнении Гитлера».
— Я принес вам новую, революционную концепцию политики, экономики и самой жизни, — гремит голос Мосли, и Юнити не может думать ни о чем, кроме той выдающейся роли, которую хочет сыграть. И сыграет.
Судьба ведет ее к этой роли. Судьба соединила Диану с Мосли, чтобы через сестру открыть Юнити суть фашизма. Затем судьба познакомила ее с Мосли и ведущими деятелями британского фашизма. И вскоре судьба призовет ее оставить позади анемичный британский фашизм и проникнуть в самое сердце явления, живое и пульсирующее, — в Германию.
Глава десятая
НЭНСИ
И почему я надеялась, что сестры хоть ненадолго отвлекутся от собственных удовольствий и помогут мне спланировать и отпраздновать нашу с Питером свадьбу? Почему позволила доброте и великодушию Дианы, которая утешала меня, пока я оплакивала Хэмиша, усыпить мой разум? «Вот балда», — говорю я себе, вспоминая, что рассчитывала на Диану, Юнити и чуть меньше — на любительницу сельской жизни Памелу, надеялась, что они помогут мне насладиться месяцами перед свадьбой и проводят в замужнюю жизнь, на пути в которую я изрядно подзадержалась.