— В честь его самой знаменитой оперы, цикла «Кольцо Нибелунга».
— А-а-а, — отвечает он. — Интересно.
Но по его тону понятно: разговор максимально далек от «интересного», она ему скучна. Она пытается сменить тему:
— Любите ли вы крыс?
Он отстраняется, пристально вглядываясь в ее лицо, но не прерывая танца. И она тоже продолжает двигаться. В конце концов, они приближаются к Диане, и Юнити не хочет разочаровать любимую сестру.
Но когда они оказываются на расстоянии вытянутой руки от Дианы и Юнити ждет от сестры одобрительного кивка, вдруг обнаруживается, что та ее не замечает. Она увлечена разговором с каким-то мужчиной, чье лицо кажется Юнити знакомым, но она не сразу может его узнать, и стоят они с сестрой неуместно близко. И тут Юнити лихорадочно вспоминает его имя; это же фашист-проходимец, как называет его Пуля, сэр Освальд Мосли. С чего бы, ради всего святого, Диане разговаривать с ним, настолько сблизившись?
Глава четвертая
НЭНСИ
— Ты уверена, Бодли? Ты еще слишком молода, чтобы принимать такие решения, — ты же практически новобрачная. — Я придвинулась поближе к своей младшей сестре, пытаясь отыскать в ее глазах сомнение или неуверенность. Даже их тень помогла бы мне выполнить миссию, с которой меня сюда прислала Муля. Но все, что я вижу в ее глазах, — возбужденный блеск: Диана красива, как никогда.
— Нэнс, ты всегда была моей верной, а часто и единственной союзницей в этих делах, — смеясь, говорит она, и голос ее чудесно звенит, когда она произносит прозвище, придуманное ею для меня еще ребенком. Словно я рассказала ей очаровательную шутку, а не пыталась пробраться к ней в сердце и отговорить от самого разрушительного шага в жизни. — Я настолько немолода, что уже пять лет прожила в браке и родила двоих сыновей, а значит, достаточно стара и для того, чтобы точно знать, что — и кого — я хочу.
Я знаю, она не собиралась ранить меня этим словечком «стара» — ведь она умудрилась уложиться с браком и рождением детей к двадцати двум годам, я же, дожив до двадцати девяти, не смогла ни того ни другого. Спасибо Хэмишу Сент-Клеру-Эскину и его бесконечному списку оправданий, чтобы отложить свадьбу. Но все-таки она меня ранит, и я припрятываю эту обиду до будущих времен. Мы, сестрички Митфорд, никогда ничего не забываем. Только притворяемся, что прощаем.
— Просто не хочу, чтобы ты потом пожалела. — Я глубоко затягиваюсь сигаретой, оглядывая небольшой дом, который она сняла на Итон-сквер, — ему далеко до ее бывшего особняка Чейни-уок или поместья в Биддлсдене, но он гораздо лучше моей квартиры. — Неужели ты не можешь просто закрутить с ним чертов роман? Обязательно разводиться с чудесным мужем и сбегать, чтобы выйти за него? Честно, я уверена, что Брайан скорее уступит вам супружескую кровать, осыпав ее розами, чем согласится потерять тебя навсегда.
Она снова мелодично смеется, на этот раз озорно: — Кто сказал, что я собираюсь за него замуж?
На долю секунды я теряю дар речи, а такого со мной еще никогда не случалось. Когда я, наконец, снова открываю рот, я брызжу слюной:
— Ну… Мы все предполагали…
«Да и как нам было не предположить этого?» — думаю я. Если уж Диана посмеет бросить примерного, ручного, боготворящего ее мужа, редкостного представителя своего пола и класса, почему бы семье не вообразить, что она сделала это из пылкой преданности распроклятому «М»? Могли ли мы заподозрить, что всё это ради утоления похоти? Муля и Пуля уязвлены поведением Дианы — они запретили остальным сестрам видеться с нею, и эта моя бесплодная миссия «по приведению в чувство» — единственное исключение, но запрет станет еще строже, когда они узнают ее результат. Даже боюсь представить, как разозлится отец, когда поймет, что Диана не собирается замуж. Интересно, сколько фарфоровой посуды падет жертвой его ярости? В нашем детстве немало чашек и тарелок было перебито вдребезги и из-за гораздо менее серьезных проступков — вроде разлитого варенья.
Как всегда невозмутимая, Диана продолжает:
— Нэнс, дорогая, то, что я попросила у Брайана развод, еще не означает, что планируется свадьба с М.
Ее лицо оттенка слоновой кости слегка розовеет при упоминании драгоценного «М». Меня выводит из себя ее отношение к сэру Освадьду Мосли — политическому авантюристу, безусловно харизматичному, но запросто нарушающему партийную дисциплину, если ему это выгодно, в придачу он еще и отъявленный повеса.