— Что-нибудь новенькое? — Я бросаю оценивающий взгляд на Айлу, перемещающуюся по гостиной, чтобы изучить ее, не имея возможности свободно говорить о том, что я хочу знать, когда она там.
— Если бы у меня было что-то срочное, я бы сорвался на твою изнурительную тренировку в спортзале, — бормочет Колтон, набивая рот хлопьями. — Что касается устройства слежения, я соединил его обратно, чтобы посмотреть, куда оно нас приведет — не смотри на меня так, да, я отрезал сигнал.
Мои зубы клацают, когда я захлопываю рот и Колтон закатывает глаза. Роуэн встает, вытянув руки над головой.
— Я позвоню маме. — Ее полные печали глаза перебегают на Айлу, которая просовывает голову в зал. Она понижает голос. — Не хочу рисковать тем, что не смогу поговорить с ней, когда собрание закончится.
— Иди. — Кольт дергает подбородком в сторону своих многочисленных экранов. — У меня все под контролем.
Роуэн заходит к Айле, чтобы обнять ее, прежде чем направиться в их с Рэном комнату. Кольт встает со своей пустой миской из-под хлопьев, а Айла возвращается ко мне и мы оба изучаем стену мониторов.
— Сегодня я пропустила важный урок. — Ее взгляд находит мой каменный профиль. — Колтон и Рэн сказали, что я должна остаться здесь, так как Колтон не может выделить время, чтобы отвезти меня в кампус.
Я ворчу. Это правильный выбор, тот же самый, который сделал бы я.
— Ты предпочитаешь рисковать, давая нападавшему еще одну возможность схватить тебя? Они не остановятся.
Айла отворачивается к стене компьютерных экранов. — Я знаю. Это просто странно. Мне не нравится чувствовать себя... запертой в клетке.
На несколько секунд над нами воцаряется тишина.
Она задыхается. Тревога охватывает меня, и взгляд снова летит по экранам, беспокоясь, что Колтон что-то скрывает, чего она не должна видеть. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, она бросается к двери. Она чертовски быстра. Потрясенный, я бросаюсь за ней, сдерживая проклятие. Она опередила меня, но я лучше обучен двигаться, чем Айла.
Безжалостная тактическая часть меня думает, что вот он, момент, которого я ждал, когда она побежит, чтобы раскрыть секреты, к которым мы дали ей доступ, в то время как другая, более глубокая, примитивная часть, которая всплыла в памяти благодаря тому, как она очаровала, ненавидит вид того, что она бежит от меня.
Она должна бежать. Я только уменьшу ее яркий свет, если она будет проводить слишком много времени рядом со мной.
Мы в нескольких дюймах от главной лестницы, когда я ловлю ее за талию и прижимаю к стене, прижимаясь к ней спиной.
— Что, по-твоему, ты делаешь? — требую я.
Она вздрагивает от резкого тона, но расслабляется подо мной и еще одна волна шока проникает сквозь мою ярость. Как она совершенно не боится, когда ее должно пугать то, что она находится в моей власти?
— Идет дождь, — говорит она, задыхаясь, и в ее голосе проскальзывает волнение. Дождь. Такую реакцию у нее вызвала запись с камеры наружного наблюдения. Когда я замолчал, она продолжила. — Я люблю дождь. Можно мне выйти на улицу? Я хочу танцевать под ним.
Дождь. Эхо печали отдается в моей груди. Моя мама любила дождь. Я стал ненавидеть его, потому что дважды теряла ее под дождем.
Волнение Айлы напоминает мне мамино.
Моя челюсть работает и мне требуется усилие, чтобы оторваться от нее.
— Пойдем со мной, — грубо говорю я.
Вместо того чтобы идти к главному выходу из Гнезда , я веду ее другим путем и мы поднимаемся по каменным ступеням в отель. По первоначальным чертежам, до того как мы отремонтировали подуровень, это были ступеньки в старый винный погреб. Отслаивающиеся обои и то, что осталось от искореженных половиц, пахнут затхлостью от влаги в воздухе. На территории стоит туман, который виден сквозь пыльные окна и надвигается со стороны океана.
Я сосредоточен на бурлящем волнении Айлы, чтобы не думать о дожде, забрызгавшем машину, когда я был ребенком, перед тем как она попала в засаду людей, похитивших меня и мою маму.
Мы доходим до внутреннего двора с навесом. Осыпающийся камень зарос, сорняки прорастают из каждой щели, а плющ поглотил половину арок. Отсюда она может делать то, о чем, несомненно, будет продолжать умолять меня, пока я не дам разрешение, а я буду наблюдать за ней из-под навеса, не намокая.
— Это потрясающе, — вздыхает она.
В незакрытом центре льет дождь, пропитывая землю лужами и я вздрагиваю от отдаленных раскатов грома. Такие грозы осенью в штате Мэн случаются редко, но когда они происходят, у меня аж зубы сводит.
Именно во время такой грозы меня похитили с целью выкупа, и плечо покалывает там, где одна из многочисленных татуировок посвящена моей матери. Я ненавижу этот проклятый дождь.
Пока я заперт в своих мыслях, борясь с тошнотворными воспоминаниями, Айла выходит с ладонями и поднятым лицом. Капли быстро омывают ее кожу, и она улыбается, закрыв глаза, как будто на небесах.
— Это мое самое любимое чувство в мире, — бормочет она, едва слышно, чтобы ее услышали под непрекращающимся дождем.
Мы такие разные. Не могу представить, что люблю это, не тогда, когда это принесло мне только боль. Я заново переживаю свои кошмары каждый раз, когда идет гроза, не в силах примириться с любовью к дождю.
Айла не обращает на меня особого внимания, выходя во двор, пока я стою на страже. Несколько мгновений она держит руки в вытянутых руках и кружится, явно наслаждаясь собой. Когда она пускается в пляс, мое дыхание становится неровным.
Скрестив руки, я борюсь с желанием выйти под дождь, чтобы преследовать ее, схватить, поцеловать, как я всегда мечтал.
Один вкус.
Нет. Я не создан для одного вкуса.
Я не могу отрицать ее прекрасную ловкость или эмоции, которые она вызывает каждой дугой своего тела, толчком своих длинных ног и выражением лица, когда использует все тело, чтобы рассказать мне историю. Свобода — вот то чувство, которое я испытываю, наблюдая за ее танцем под дождем.
Что может знать о свободе избалованная, богатая дочь коррумпированного сенатора? Она не имеет права танцевать так, будто это ее единственное спасение на этой земле.
Айла промокла до костей, моя рубашка прилипла к коже, ее соски твердые, но она ничего не делает, чтобы спрятаться. Резкий выдох вырывается из меня под ее беззаботный смех. Она использует пространство, выбивая воду из лужи и если бы это была драка, я бы сделал то же самое.
Это жестокий вызов — видеть, как она так наслаждается этим, когда очередной раскат грома сквозь шипение дождя заставляет меня в мельчайших подробностях вспоминать худший день в жизни. Крики, заглушаемые дождем, всепоглощающее чувство беспомощности, холодные пальцы матери, вырванные из моей маленькой руки, когда похитители увозили ее туда, где я не мог видеть, но все еще мог, черт возьми, все слышать. Вспышки не прекращаются.
Сердце колотится с такой скоростью, что кажется, будто я умру, мучаясь от воспоминаний, я поворачиваюсь в сторону от двора и прижимаю ладонь к холодному камню. Мое дыхание вырывается с трудом. Так плохо мне не было уже много лет. Мой контроль над собой ослабевает и обычных методов сдерживания демонов уже недостаточно.
Очередной смех Айлы — как успокаивающий бальзам на боль в груди. Я поворачиваю голову и вижу, как она откидывает назад мокрые пряди волос, ее яркая улыбка обращена к небу.
Я сосредоточиваюсь на ней, пока дыхание не приходит в норму, а сильная сердечная боль не утихает. Она выводит меня из теней, сковывающих разум, своей необременительной улыбкой, естественное сияние ее счастья, несмотря на опасную причину, по которой она здесь, кружит вокруг меня, не позволяя отвести от нее взгляд.