7
Уже глубокой ночью, сидя за компьютером, в бесплодных попытках работать, я всё ещё оставался в соседней квартире, с чашкой чая и своими мыслями. Я вспомнил, как мог напиться с друзьями при Кристине, по-хамски вести себя. И действительно, первое время, пока я был влюблён в неё, я не позволял себе грубости, наглости и какой-либо непристойности, вовсе не из-за того что хотел добиться её или произвести впечатление. Мне была противна одна мысль о том, что Кристина увидит меня с худшей стороны, что я могу разочаровать и расстроить её. Тогда мне казалось это занимательной игрой. Кристина тоже всегда была при макияже, в красивой одежде, очень сдержанна, кротка, аккуратна и вежлива со всеми. Я видел, как искренне ранят её грубость и хамство. Мне хотелось оградить это невероятное высокое создание от всего низменного, злого, пошлого, жестокого. Она была так восхитительна. Пока старалась быть лучше. Я вспомнил, как мы только начинали жить вместе. Всё же домашний наряд – неплохой показатель. Первые месяцы совместной жизни Кристина носила дома исключительно красивые вещи. Если покупала пижаму или пеньюар, только что-нибудь восхитительно очаровательное и сексапильное. Гостей она встречала в приятном наряде, чем вызывала восхищение и уважение. И как же всё изменилось.
Я упустил тот момент, когда моя жена перестала следить за пятнышками, дырочками и потёртостями на одежде. Домашние тапочки на игривом каблучке превратились в оборванных зайцев, сексапильные пеньюары и наряды для гостей превратились в бесформенные, нередко рваные пижамы и туники. Но и я сам хорош, я мог сильно задержаться без повода после работы, прийти домой пьяный и с друзьями, мог начать разбираться с кем-либо в грубой форме при ней. Нередко и в общении с женой вёл себя очень грубо, вольно, недостойно. Я никогда её не бил, даже желания такого не было, но то, как я стал позволять себе с ней говорить, как вёл себя.
Перестав стремиться приятно удивлять, мы день за днём всё больше разочаровывали и разочаровывались друг в друге. Нет, мы не расслаблялись, желая деградировать, мы отдавались этому в полной мере, как в начале отношений мы всех себя отдавали нашим чувствам, в итоге опустились на уровень «обида за обиду». И парадокс: я полюбил её не за красивые слова, накрашенные реснички-ноготочки и не за наряды, но как мне было приятно видеть в ней желание показывать мне то, что я хочу видеть. И как же сладко было от того, что в ответ я могу быть для неё тем, с кем ей приятно находиться. И как было больно видеть её растратившей всё это стремление, не боявшейся больше вести себя неприлично. Меня действительно ранило то, что моя жена стала материться, драться, что начала себе позволять, грубить людям. И мне в ответ хотелось причинить ей такую же боль.
Почему-то, слушая Анну понимаешь, что она не лукавит и не лицемерит. Своими попытками убедить меня не флиртовать с ней, и ограничиться одной лишь дружбой, она всё глубже проникает мне в душу, в память. Всё чаще я думаю о ней, и что-то внутри меня переворачивается и раскрывается в новом свете. И всё мне кажется, что это какая-то игра в кошки-мышки. Насколько счастлив был её муж имея такую супругу? Выходит Кристина и не была верна мне, как и я ей. Но зачем же Анна рассказывает всё это мне? Быть может, стоит просто проявить настойчивость?
На работе надо мной уже стали подшучивать особо колкие дамы: «Алексей Николаевич, а Вы часом жениться не надумали? Ходишь в себе замкнулся, задумчивый, кофе пить уже не ходишь, в кабинете целый день, и слова из тебя не вытянешь…» конечно мнение сплетниц с работы мало меня волнует, но то что моё увлечение стало заметно со стороны – это повод для беспокойства. Только этот повод не сделал мою жизнь легче, Анна из головы так и не выходит. И порочным кругом в голове мысли о Кристине и нашем с ней семейном несчастье, и мысли об Анне. Как же я был глуп, когда женился, как же я был глуп всё это время.