И вот я, еще четыре месяца назад приносивший пользу своей стране и своему народу, сижу теперь тут, на скамье подсудимых, совершенно бесполезный и судят меня три бабы - баба-судья, баба-прокурор и баба-адвокат, а что они могут понимать о жизни?
Что вообще может понимать о жизни баба?
Среди баб, конечно, тоже попадаются люди: Паша Ангелина, например, Марина Раскова или Полина Осипенко, но в целом, бабы, существа неполноценные, к военной жизни не приспособленные и к бою непригодные.
Место бабы - у плиты и в койке. Больше нигде.
Баб нужно защищать!
Своих баб - защищать, а чужих баб - "по закону военного времени".
А у нас вместо того, чтобы баб защищать, доверяют им вершить судьбы людские. Сейчас три бесполезных на войне бабы решат мою судьбу, то есть грамотно обоснуют: почему мне, сержанту Сухопутных войск, вместо честно заслуженной газировки в парке, придется хлебать баланду в хате? В гробу я видал такие обосновы.
Я представил трех "вершительниц судеб" у себя в полку и очень чётко понял - бесполезны!
Все трое.
Пути-дороги трёх судебных крыс в моем полку лежали бы в пределах треугольника "женский модуль - офицерская столовая - сортир". Больше нигде!
Они - не медики.
Они - не связистки.
Они - не поварихи.
Они - не геологи, не электрики, не дизелисты, не водопроводчики, не бурильщики.
Они - тем более - не солдаты.
Они - никто.
Крысы канцелярские.
Три дармоедки.
С первой же вертушкой - в Союз из полка!
Ребята из конвоя, видно, хорошие. Правильные. Но и они, как и я, сидят сбоку от барьерчика, и помалкивают в тряпочку, потому что главные тут - три тётки, номер моих конвоиров - шестнадцатый, а мой и вовсе двадцать первый. Три взрослых мужика, прошедших армию - я и два конвоира - сидим и молча слушаем, что между собой перетирают три бабы.
Три сороки перетрещали накоротке между собой, покаркали, пощелкали клювами, почистили друг другу перья - и улетел сержант Сухопутных войск в Магадан лес валить. Вот вам и вся Система.
Я, в который раз, посмотрел на майорские погоны Мещеряковой и мне сделалось противно и стыдно за Систему.
У нас в полку майор - это примерно четыреста солдат.
С оружием и боевой техникой.
С палатками, кроватями, буржуйками и табуретами.
Со своими характерами и наклонностями.
Минимум - двадцать национальностей.
Майор-комбат это почти тридцать подчиненных офицеров - командиров взводов, рот и управление батальона
Майор ОКСВА - Царь, Бог и воинский начальник для подчиненных ему сотен людей, их отец, опора и надежда.
Чья "надежда" вот эта макака с майорскими погонами, что кривляется и прихихикивает напротив моей скамьи подсудимых?
Сколько у нее подчиненных?
Портфель и авторучка?
Ни автомата у нее своего, ни бэтэра, ни личного состава, вверенного ей под командование Правительством СССР, ничего у нее нет, даже мозгов. Вся ее функция заключается в том, чтобы посмотреть в нужную статью УК, суметь там самостоятельно прочитать "от трех до восьми лет" и запросить у суда: "прошу назначить наказание сроком на восемь лет". Это ни функция, это фикция. С этой "функцией" справится дрессированная обезьяна. Как раз такая, как младшая советница Мещерякова.
Система мудра!
Система экономит усилия и не разбрасывается ресурсами. Там, где вместо полноценного майора можно поставить макаку - Система ставит макаку, приберегая настоящего майора для более важного дела.
Система не просто ставит макаку, но и ограничивает ее власть и силу, из всего богатого арсенала вооружений всех видов доверяя ей только авторучку. Ни бунта, ни мятежа, никакой Сенатской площади и Краснопресненских баррикад! Макака-прокурор работает на Систему, оставаясь безопасной для Системы. Самый смелый зехер, который она может отколоть - это пукнуть в судебном заседании.
Всякому человеческому терпению положен предел. Несколько месяцев подряд прокурорские только и делают, что смешивают меня с грязью. Макака-прокурорша что-то уж разогналась в своих речах и необходимо было ее остановить.
- Девушка... - обратился я к Мещеряковой.
- Я вам не девушка! - поджала губки прокурорская майорша.
- А я вам не гинеколог, чтобы разбираться!..
Звуки "би", "рать", "ся" ещё вылетали из моей гортани, а уголки глаз уже заметили как отшатнулся от меня конвой.
Страннова налилась гневом на своем месте:
- Подсудимый, встаньте.