Я хотел того же, что и все - дожить до дембеля и спать ночью, если не моя смена рубить фишку. Поэтому извинился перед коллективом за свое неправильное поведение:
- Кто ж знал, что оно так будет?
Извинения были приняты и будущие медали за караван с оружием никто не стал оценивать как жопорванство.
Мой наградной лист был честно подписан командиром первого батальона, но в полку полетел в корзину. Вместо медали мне просили передавать приветы от Паши-террориста.
Еще два наградных даже не вышли из батальона. Отказался подписывать замполит. Представленные к награде герои не слыли отличниками политической подготовки, а были, как и я, записными губарями. Военнослужащий, нечётко понимающий политику партии и правительства, не может совершить подвиг. Нарушитель воинской дисциплины не может быть героем.
Не верите?
Спросите у замполитов.
Не прёт мне по службе.
И по духовенству не пёро, и по черпачеству не прёт.
Рубят мои наградные замполиты. Себя "Красными Звёздами" награждать не забывают, а мои скромные медали рубят.
На губу - как нате, здрасьте, а вот медаль - это шалишь.
Обидно, но не смертельно. Мне бы живым отсюда уехать и, по возможности, здоровым. А уж с медалью или без медали - вопрос малозначительный.
Вдобавок, моя поджатая губа за отобранную медаль ничто по сравнению с реками слюны и озерами слез, которые выплюнул и выплакал капитан Востриков совсем скоро после того, как нас рубанули с наградами.
Есть Бог, всё-таки.
Есть.
Капитан Востриков, катаясь со своими любимчиками из первого разведвзвода по окрестностям Шибиргана, тормознул бурубухайку. В кузове бурубухайки мирные душманы везли шесть тяжелых ящиков, запечатанных сургучными печатями с гербом Афганистана.
Не было бы печатей - и делу конец. Взломали бы те ящики, ознакомились с содержимым и дальше - по результатам кантрола.
"Главное в нашем деле - снимать кантролы", - говаривал старшина полкового оркестра старший прапорщик Маловар.
Оружие? Милости просим в плен.
Барахло? Канай себе дальше. Мы только на бакшиш себе возьмем немного.
Но - печати!
Сургучные!
Гербовые!
Вдруг в ящиках - секретная документация?
Которую не то, что капитанам - полковникам видеть не положено.
Востриков по рации связался с батальоном, объяснил ситуацию с ящиками и печатями.
Батальон связался с обезьяньим КГБ - ХАДом. Объяснил как проехать к Вострикову.
Хадовцы подкатили на двух уазиках, вскарабкались в кузов захваченной душманской машины, сорвали печати и сбили замки.
Без всякой бюрократии и оформления.
В тяжелых ящиках, защищенных от вскрытия сургучными гербовыми печатями, хадовцы обнаружили слитки золота и золотые изделия с драгоценными камнями и без.
Во всех шести ящиках.
На глазах у потрясенного Вострикова и удивленных разведчиков.
На всё это сокровище накинули кошму, чтоб не отсвечивало и не будило зависть.
Сопровождающих душманов скрутили.
Вострикова попросили сопровождать.
Капитан Востриков, плюясь и рыдая, двумя бэрээмками сопроводил несметные богатства, которые сам же, добровольно, как честный советский офицер отдал хадовцам, в их логово в Шибиргане.
Тю-тю.
Слух об этом случае моментально разлетелся по всем позициям батальона. В батальоне над Востриковым не смеялся никто. Многие даже сочувствовали.
По сравнению с этим Обломом, мои собственные неувязки с не доходящими до меня правительственными наградами, смотрелись такой ерундой, что хотелось смеяться, а не плакать. Чтоб украситься на дембель, я сам себе значок из латуни выпилю. Пусть моя могучая грудь под линялой хэбэшкой до сих пор осталась неукрашенной красивой железкой, но это ничто по сравнению с тем анекдотом, который исполнил капитан Востриков с шестью ящиками афганского золота.
Все понимали, что золото было - афганское. По советским учётам нигде не числилось. Что было оно, что не было - для Советской Власти и Сороковой Армии без разницы. Поставил бы Востриков то золото себе на карман - никто бы его за это не поругал: ни особистов, ни прокуроров на три дня пути. Тут живых людей списывают на "боевые потери", а уж какое-то там вшивое золото как-нибудь догадались бы оприходовать и пристроить. С теми же летунами, например, в Союз переправить.
Шибирган. Всё шито-крыто.
И - такой Облом, что о моих медалях как-то даже нескромно переживать.
Где я встретил Приказ?
Правильно. На губе.
На батальонной.
Кто меня на нее отволок?
Правильно. Августиновский.
Псина такая.
Приказом Министра Обороны Хизарь становился дембелем, а я и мой призыв - дедами. На самотёк праздник пущен не был.