- Товарищ майор, сержант Сёмин по вашему приказанию прибыл.
- Значит, так, Сэмэн, - сегодня комбат не отводил глаза, а смотрел прямо, по-командирски, - Сейчас берешь мою машину. Дуешь к себе на позицию. Забираешь все свои шмотки и через час я жду тебя на этом самом месте. Трассером!
- Меня в полк переводят, тащ майор?
- Домой едешь, идиёт! Завтра в Союзе будешь!
Бэтэр комбата навел шухеру. Когда фишкарь доложил, что наблюдает машину с бортовыми номерами царя и бога первого батальона, Колпак выскочил из землянки, застроил свободных от службы пацанов и встал во главе строя, готовясь встречать высокое начальство. Я сидел в командирском люке и был сегодня вместо комбата.
"ВРИО царя".
- Вольно, старший лейтенант, - разрешил я, - Пацаны, я домой еду!
Крик раздался такой, какой можно услышать на военном параде на Красной Площади, когда Министр Обороны поздравляет батальоны:
- А-а-а-а-а!!! Сэмэн домой едет!
Вещей у меня - четыре КАМАЗа. Два года я только тем и занимался, что накапливал личные вещи.
Дембельский дипломат.
В нём:
- Махровое полотенце.
- Туалетное мыло в мыльнице, новая зубная щетка, паста, станок для бритья.
- Платок для матери.
- Косметичка для Светки.
- Часы с шестнадцатью мелодиями.
- Зажигалка "крокодил" на солярке.
- Погоны, петлицы, шеврон Войск связи, отделанные не хуже, чем у моего деда Полтавы. Металлизированные лычки, перевитые красным кантом отлично смотрятся на черном фоне погон.
Парадки и фуражки у меня нет, нашему призыву еще не выдавали. Я увольняюсь с первой партией и парадку получу в полку. Когда я вышел из землянки наружу, до меня дошло - "я покидаю Высоту".
Навсегда.
Пацаны остаются без меня, а остаюсь без пацанов.
Я не привык без пацанов. Два года я жил делами и мыслями своего призыва и неплохо себя чувствовал. Я отвечал за себя и за свой призыв и мой призыв отвечал за меня. Два года я был каплей не в море, а в малом ручейке, который впадает в реку "полк" и вот - меня отрывают от моего коллектива.
Я посмотрел на пацанов.
Пацаны с ракетами в руках уже построились в две шеренги справа и слева от выхода в землянку, чтобы дать салют в мою честь.
Мне не надо салюта... я не хотел уезжать. Мне жалко было оставлять в Афгане всё, что мне дорого и понятно. Тут мне понятно всё - оружие, боеприпасы, боевая техника, радиостанции и частоты. Понятен хлеб и консервы. Понятна вода и пыль. Понятны верблюды, тушканчики, ослы и бараны. Понятны запахи и ветер. Понятна форма и знаки различия. Понятны команды и кроссы. Понятны дороги и тропы, сопки и горы, пустыня и барханы. В Союзе мне непонятно ничего, гражданской жизни я не знаю, жить ей не умею, без команды думать не приучен и в Союзе я буду не сержант и никакой не дембель, а никто.
Я обнял каждого и через комок в горле выдавил из себя:
- Держитесь, пацаны.
- Выпей за нас в Союзе!
Долгих речей я говорить не мог - у меня в горле стояли комья соплей - опустив поля панамы на глаза, прошмыгнул между шеренг и прыгнул на бэтэр. В глазах у меня стояли слёзы и я не стал оборачиваться, чтобы не показывать их. Бэтэр тронулся. Красные, зелёные, белые ракеты высоко чертили дымные хвосты и перелетали через меня. Не оборачиваясь, я поднял руку с растопыренными указательным и средним пальцем - "Победа!".
Я плакал.
На КП батальона перед штабным вагончиком уже собралось семь дембелей, я был восьмым и последним. Первая весенняя партия первого батальона. На взлетке уже стояла пара вертушек. Проводить нас вышли Скубиев и Востриков.
- Становись, - подал команду комбат.
Майор попрощался за руку с каждым, поблагодарил за службу и подошел ко мне, крайнему в шеренге:
- Ну, давай. Сэмэн. Выпей за нас в Союзе.
У меня снова встал в голе ком. Меня душило:
- А как же вы, тащ майор?
- У меня замена в августе.
Мне не хотелось прощаться со Скубиевым. Хороший он мужик и отличный офицер. Полтора года, от духовенства и до дембеля, прослужил я под чутким руководством моего друга майора Скубиева, и слово "чуткий" - не фигура речи. С живого с меня не слазил майор - школил. Приводил к нормальному бою. Перевоспитать не получилось, но пришла готовность отвечать за свои слова и поступки. Немало для мужчины.
- Простите меня, товарищ майор, - я был сильно взволнован, - За всё, за всё простите!
- Давай, Сэмэн, - Скубиев тоже был взволнован и опечален.
Мы пожали друг другу руки и обнялись. Крепко. Как братья перед долгой разлукой.
Вместе с дембелями в полк летели два шакала - командир второй роты и наш Мандавошка. Странно было лететь не десантом, а в качестве пассажира. Я себя без оружия вообще неуверенно чувствую.