Сухинин кивнул и продолжил:
— В том-то и дело, что если бы наши мысли врезались в нас намертво, то мы бы стали похожи… на часы, — неожиданно закончил он. — Тик-так, тик-так… И ни шага в сторону.
— Ясно, — мрачно бросила Анна.
— Нет, не ясно. — Сухинин покрутил головой. — Надо суметь найти золотую середину. А ее всегда подсказывает здравый смысл.
— Но как узнать, что именно он подсказывает? Например, мне? Вы знаете все. Я вам рассказала как на духу.
— Анна, если какая-то ваша, я назвал бы ее, «мономысль» угрожает испортить вам жизнь, рассмотрите ее пристально. Постарайтесь понять, не лучше ли от нее отказаться.
— Отказаться? — с удивлением переспросила Анна. — А не идти к цели, преодолевая все препятствия?
— Отказаться, — настаивал он. — На какое-то время. Тогда вы сможете понять, не зациклились ли на чем-то неверном. Может быть, вы просто вбили себе в голову не то, что вам нужно на самом деле.
— Но как я пойму? — спросила Анна. Витечка возник перед глазами. Сколько раз думала она о том, чтобы вывести его за пределы своей жизни!
— Вспомните, как вы пришли к этой мысли. Почему. Что было не так, — настаивал Сухинин.
— А вы… вам самому удалось понять? Что вы когда-то делали не так?
— Да.
— Вы можете мне рассказать?
— Могу, но прежде мне хочется рассказать о том, что меня просто распирает рассказать вам. — Сухинин улыбался, да так довольно, что Анна тоже улыбнулась в ответ. — Да, распирает.
— Так расскажите.
— Моя дочь поедет на гастроли с оркестром народных инструментов.
— Поздравляю. Мне кажется, вы хотели этого.
— Да.
— Вы всегда любили народную музыку? — спросила Анна.
— Я бы так не сказал. Но когда я летел в Штаты по издательским делам, музыканты оказались в том же самолете. Мы… гм… познакомились с менеджером оркестра, — он усмехнулся, — при неловких обстоятельствах. Я пролил виски ему на брюки. — Сухинин засмеялся и порозовел.
— И что потом? — спросила Анна.
— Я извинялся. Но по его лицу было видно, что он двинул бы мне в челюсть, если бы мы не парили над землей. — Он шумно вздохнул. — К нам подскочила стюардесса с баллончиком для сухой чистки, отвлекла… А потом мы разговорились. Когда он узнал, что моя дочь играет на домре, не умолкал до самой посадки. Мне уже казалось, что это я сам играю на балалайках, домрах, гармонях, ложках. На разных рожках, жалейках, флейтах, гобоях и ударных. И даже сам пою.
— Человек-оркестр, да? — фыркнула Анна.
— Один в восьмидесяти лицах.
— Такой большой состав? — удивилась она.
— Да, еще прибавьте к ним материальную часть — костюмы, ноты и прочие атрибуты. В аэропорту им подали три автобуса и два грузовика. А теперь им всем придется подвинуться, — он усмехнулся, — дать местечко моей Катерине.
— Они играют музыку только русских композиторов? — спросила Анна.
— Катерина играла «Венецианский карнавал» Паганини. Помните, она дала мне кассету в поезде? На ней записана эта вещь. И еще одна — ансамбль из восьми домр играл «Аве Мария» Каччини. Мне просто хотелось плакать.
— А для каких детей она отдала вам кассету? — спросила Анна.
— Вы слушали, я так и знал. — Он улыбнулся. — При церкви есть детская музыкальная студия. Для них. В ней дети начинают осознавать, что такое ансамбль. Для того чтобы он получился, надо научиться слушать друг друга. Им пригодится это и для жизни в семье. А если затыкать уши и слушать только себя — ничего не выйдет.
— Вы… правы, — проговорила Анна, — наверное, вы правы. — А сама подумала, что в последнее время она не только не слушала Витечку, она его не слышала. — А когда не получается ансамбля, тогда самое лучшее — развод.
— Нет, — сказал он. — Я тоже так думал, до того как попал в новое для себя сообщество, — сказал Сухинин. — И теперь уверен, что единственной причиной может быть только измена. Всему остальному можно найти объяснение.
— А… обман? — тихо спросила Анна.
— Надо понять, почему близкий вам человек пошел на него, — ответил Сухинин. — Иногда обман совершают ради вас.
— Не согласна. — Анна помотала головой. — Это та же измена. Неужели вы станете уверять, что с обманом можно примириться?
— Расскажите. — Он потребовал так уверенно, будто знал, что случилось на самом деле.
Анна рассказала, что обнаружила дома.
— Но может быть, ваш муж сделал это ради… семейного блага? Ради вас? Чтобы вы могли делать то, что давно хотите? Он знал, что вы откажетесь продать тетрадь…