— Вы смотрите на меня, словно силитесь рассмотреть нечто. Чего нет у других людей, — с улыбкой заметил он.
— Но я никогда… никогда не видела так близко никого из…
— Может быть, видели, но они не признавались.
— Потому что это принято скрывать, да?
Он пожал плечами:
— Да, но то время прошло. Впрочем, — он хитровато посмотрел на нее, — не всем под силу выдержать немигающий взгляд столь прекрасных серых глаз, — насмешливо закончил мужчина.
— Простите, — спохватилась Анна. — Я веду себя неприлично. Но если честно, когда раньше я слышала все эти названия…
— Какие из них? — Он перебил ее, словно пытаясь дать ей время подумать, не сказать что-то такое, от чего она смутится сама.
— Баптисты, адвентисты…
— Я сразу уточню. Это не одно и то же. Хотя и те, и другие принадлежат к одной ветви христианства. Протестантской.
— Да, я понимаю. Но мне казалось… все эти люди должны быть…
— Какими? — Он с интересом смотрел на нее.
— Не знаю точно… Но не такими, как… вы.
— Гм. Чего же нет во мне, на ваш взгляд? — Мужчина ожидал ответа, не сводя с нее глаз.
— Ничего нет, — с досадой сказала Анна.
Он засмеялся.
— Прямо совсем ничего, да? — поддразнивал он.
— Вы нормальный, у вас красивая дочь…
Он вздохнул.
— Не трудитесь, не стоит отягощать себя неточными словами. Вы говорите так потому, что слышали что-то от кого-то. Они — от кого-то еще. В прежние времена многих считали сектантами. А запретный плод не только сладок, он еще и опасен.
Анна засмеялась:
— Вот это точно.
— Но в нем есть всегда что? Как в любом плоде — зерна, — сказал он. — Здоровые и полезные. Я рассказал вам, как попал в новый для себя мир. Неожиданно, верно? Но должен признаться, я понял за эти годы то, что хотел бы, чтобы поняли другие.
— Ваша дочь… тоже?
— Она заканчивает дирижерский факультет академии, которая принадлежит церкви, на которую я работаю, — сказал мужчина.
Глаза Анны стали еще круглее.
— Там… там есть такой факультет?
— Да, в академии учат не только богословию. Между прочим, даже люди невоцерковленные могут прослушать курс по выращиванию экологически чистых овощей. Есть такая знаменитая система американского доктора Миттлайдера.
Анна молчала.
— Но я не принадлежу к церкви, — сказал он. — Я работаю на нее. Я, по сути, менеджер издательского проекта. Занимаюсь книгами скорее нравственного содержания, чем богословского.
— Но вы сказали, что дядя вашего отца оставил вам наследство при условии…
— Он не настаивал на том, чтобы я крестился и стал членом церкви. Его задача состояла в другом — его деньги должны работать на пользу людям той церкви, к которой принадлежал он. Из-за гонений на которую в свое, теперь уже далекое, время он уехал в Америку. В Калифорнию. Он хотел остаться русским так сильно, что даже поселился в местечке неподалеку от Форта Росс.
— Русского Форта, — быстро сказала Анна. — Я знаю. Когда моя бабушка ездила за шиншиллами, ее тоже возили в Форт Росс.
— Верно. Я тоже был там, — сказал мужчина. — Русские заплатили индейцам за землю разными товарами, как писал путешественник Василий Головнин. Мне сказали, что Форт Росс сейчас выглядит лучше, чем в годы своего создания, в 1812 году. Его восстановили уже после Второй мировой войны. Его разрушило землетрясение 1906 года.
— Да, бабушка говорила, что из старых строений остался только дом управляющего, — кивнула Анна. Надо же, они нашли общего знакомого по имени Форт Росс. И она уже более свободно спросила его: — Значит, вы просто издаете книги?
— Вы почти правы.
— Почему почти?
— Потому что нельзя просто издавать книги. Их все равно читаешь и что-то вычитываешь.
— Неужели в ваших книгах есть что-то такое, что можно читать тем, кто не…
— Все можно читать всем. А восприятие зависит от знаний, которыми вы запаслись до того, как открыли книгу.
— Тогда скажите, — Анна подалась вперед, — что вас удивило больше всего. — Она поморщилась. — Нет, погодите, я задам вопрос иначе. Есть ли в них что-то такое, чего вам жаль, что вы не знали раньше? Что, может быть, изменило бы вашу жизнь? — Анна чувствовала, как горят щеки.
Мужчина откинулся на подголовник и сложил руки на груди. Они были сильные, Анна заметила, как напряглась ткань пиджака на боках и на рукавах. Ей понравилось то, что она увидела.
— Скажу. Охотно. Я понял одну очень важную ошибку, которую допустил в своей семейной жизни, — сказал он. Анна почувствовала, как натянулась ее собственная кожа. Ничуть не слабее, чем ткань его пиджака. — Оказывается, я никогда не хвалил жену так, как надо. И она меня тоже.