* * *
Ночь над Азией, ночь...
Темный Эреб навалился брюхом на обитель Светлых Асов - грузно, недвижно. Не скоро Солнцеликий Гелиос, которого в этой земле называют Истанус, наберется сил и прогонит тьму, пришедшую с Запада.
Мы - тьма. И я - тьма.
Ночь...
- Мама! Почему ты молчишь, мама ? Ведь мы расстаемся, ты уходишь, и я ухожу... Нет, хуже, мама, хуже! Со мной что-то случилось, это уже не я, разве я смог бы заболеть войной, полюбить ее, наслаждаться каждым ее мигом? Разве можно любить войну? Войну любят боги... Меня уже так назвали: "БогДамед". Из твоего сына получится плохой бог, мама! Помнишь, я был еще маленький, и папа был жив, и все были живы, ты просила его, папу, уехать - подальше, прочь от вашей проклятой Семейки. Ведь ты хотела этого, мама.
ТЫ хотела!
А сейчас... ТЫ с НИМИ, с моим Дедом, моим НАСТОЯЩИМ Дедом, с ЕГО братьями, с ТВОИМИ братьями. СНИМИ - не со мной. Ведь я - человек, я жил, как человек, любил, как человек... Зачем ТЫ спасла меня, мама, в ту ночь, когда Танат Жестокосердный пришел за мною, за твоим маленьким сыном ? Я бы ушел - ушел, зная, что меня любят, что ни у кого - ни у кого, ни в одном из миров! - нет такого папы и такой мамы, я был бы счастлив даже там, среди бледных асфоделей...
А когда не любят... Когда не любишь сам... Когда тех, кого ты любил, уже нет... Тогдасрываешься с цепи - как Пес, как Собачья Звезда. Разве тот, кто любит, захочет завоеват ъмир? Зачем ему мир?
Иногда мне видится самое страшное: ВЫ против нас, лицом к лицу, копьем к копью. Отцы - против детей, деды - против внуков. Мы же ВАШИ дети - несчастные, безумные, с отравленной - ВАМИ отравленной! - кровью. Разве можно убивать детей ?
Почему ТЫ молчишь, мама? Почему?
Ночь над Азией, ночь...
Мы - тьма. И я - тьма.
Искусство войны - искусство богов. Боги повелевают людьми...
- Менелай, басилей спартанский! Все ли понятно?
- Все, ванакт!
- Промах, басилей тиринфский! Полидор, басилей лернийский!
- Не подведем, Тидид! Ты сказал, через три года?
- Через три года, ребята. Помните: мы - Аргос!
- Мы - Аргос, ванакт!
- Лигерон! Из твоей доли добычи мне нужно...
- Знаю, дядя Диомед, знаю! Тебе нужно все золото и серебро, да? Я знаю, все уже отдали. Зачем ты спрашиваешь, дядя Диомед? Я ведь не жадина! Это для войны, да? А разве золотом воюют?
- Еще как воюют, Пелид!
- Ой, ты меня впервые Пелидом назвал! Как взрослого!
- Как взрослого, Лигерон Пелид, наследник мирмидонский.
- Курет Идоменей! Миносе то этаной?
- Миносе то этаной! Станем Миносами, курет Диомед!
- Богоравный Амфилох! Богоравный басилей Сфенел!
- Сам ты богоравный! Да не волнуйся, Тидид, дело простое. Ты-то будь поосторожнее!
- Капанид?
- Что - Капанид? Капанид, Капанид... Небось меня с собой не берешь! Собака ты после этого, Тидид! Дурная Собака! Этолийская... Мы же с тобой с самого детства друзья! А берешь с собой Эвриала. Он чего, лучше друг, чем я?
- А я беру с собой не друга, ванакт ты недовенчанный! Я беру с собой Эвриала, трезенского басилея. Понял?
- Не понял! А вот что ты Собака Дурная - понял! А если ты там себе шею сломаешь - и не появляйся. Я тебе сам ее доломаю!
- Фоас?
- Э-э, брат Диомед! Зачем спрашиваешь, брат Диомед? Ты сказал - я сделал. Люди готовы, кони готовы. Кони подкованы, люди в эмбатах,* новых, хороших. Куда ехать, не говори, скажи только - далеко ли? Сколько припасу грузить, скажи, да!
*Э м б а т ы - боевые сапоги на толстой, подбитой гвоздями подошве, с массивным и низким каблуком.
- Да как от Калидона до Фив. Только в десять раз дальше. Или в двенадцать.
- Ва-а-ах!
- Диомед! Что ты задумал, Диомед, расскажи! Мы в Авлиду вернемся, да? Или все-таки под Трою? А то ты всем чего-то говоришь, а мне - нет. Мы же с тобой друзья! Расскажи, мне интересно, мне очень интересно, я все знать хочу, я должен все знать! Ты ведь знаешь, я обязан вернуться, у меня жена, сын у меня... А когда мы выступаем? Завтра утром? Когда?
- Басилей итакийский Одиссей Лаэртид! Неужели ты не услышишь, когда заиграет труба?
Боги повелевают людьми. Искусство войны - искусство богов...
* * *
Трубы молчали.
Я лгал моему другу, моему бывшему другу Одиссею Лаэртиду. Его дело отслужить свой пифос с вареньем и корзину с печеньем, мое... Мое - поднять куретов и аргивян еще до рассвета, тихо, неслышно. Поднять, вывести из лагеря.
Возле первого холма, где дорога - надежная хеттийская, дорога, вымощенная рыжеватым камнем, начинала взбираться вверх, я оглянулся. Кажется, удалось! Никто не видел, не слышал. Спят! Спят вояки, досыпают предутренние сны бок о бок с добродетельными женами и девами пергамскими. То есть бывшими добродетельными, конечно. Ох, и прибавится же подданных у Телефа-изменника! И в его семье прибавление будет - и у жены, и у дочек...
Критяне Идоменея обещали расстараться, сил не пожалеть.
За все надо платить, предатель! И за моего брата - тоже! Я старался думать о всякой ерунде, о том, как вопили Телефовы дочки, прощаясь с невинностью, как пищали жрецы-кастраты, когда суровый Капанид валил наземь золотых и серебряных идолов, как возмущенно ржали кровные мисийские кони, отъевшие бока в здешних стойлах. Отощаете, дайте срок!
Я думал о чем угодно - только не о том, что лежало в походной суме. То, что я не решился выбросить, хотя ни к чему хранить такое и помнить - тоже ни к чему.
...Знакомая бронзовая рукоять, острое лезвие. Кинжал, хеттийский смертоносный кинжал, родной брат тех, что целили в мою печень. Но и на этот раз бронзовое жало не хлебнуло крови. Досталось папирусу - небольшому желтоватому обрывку, приколотому к земле прямо у входа в мой шатер.
Письмо. И кинжал - вместо печати. По желтому папирусу - неровные черные значки. Всего одно слово...
- Тидид!
Очнулся. Да, пора! Фоас уже на коне, на гривастом ку-ретском иноходце, и Эвриал Смуглый уже на коне (из конюшни все того же Телефа), а первые всадники уже перевалили за вершину холма...
Я обернулся, поглядел на темнеющее в неясном предутреннем мареве недвижное пятно, так непохожее сейчас на море...
Хайре! Европа, Темный Эреб, мой родной Номос... Прощай!
Вернусь ли? Но если и вернусь - то уже не я. Не я-прежний...
- Вперед!
Не сказал - прошептал. И так же тихо ударили копыта по омытому ночным дождем камню...