Отец Романа был в юности простолюдином. Но талантливым — мать рассказывала, что когда её отец, Глава Рода, понял, сколь талантливый чародей ему попался на глаза, сделал всё, что бы тот стал частью их Рода. Даже собственной дочери не пожалел, выдал замуж — всё спешил, торопился да переживал, кабы не обнаружили те, что знатнее да богаче, как бы не перетянули к себе… И не прогадал, получив со временем ещё одного Старшего Магистра в семью. Да какого! В отличии от остальных чародеев шестого ранга Полозьевых, его отец взял Старшего Магистра не едва-едва, на зельях, после которых о дальнейшем развитии и думать было нечего, а своими, можно сказать, усилиями.
Учитывая же, что отцу и шестидесяти нет, была надежда, что и Архимагом когда-нибудь станет — при соответствующей помощи знаниями и алхимией. И это тоже было частью сделки, за которую согласили Полозьевы сменить сторону… Вот тогда и выйдет их Род на следующую ступень могущества — среди мелких и средних Родов каждый высший маг был очень значимой переменной. Это в Великих Родах никого ниже Архимагов было пруд пруди, по десятку на каждый, а иной раз и поболее… Да и уходящие корнями в седую старину семьи знати имели в загашниках хотя бы по нескольку козырей, позволяющих того же Архимага в час нужды пришибить или на худой конец от него отбиться.
В общем, доводы своего деда, Главы Рода, он понимал. Но понимал и отца, взявшегося за меч и едва не устроившего побоище прямо в родовом гнезде, на совете. Понимал, как ему, русскому офицеру, честно дотянувшего лямку службы до полковничьих погон, выходцу из простого народа, не по душе пришлось это решение. Роман видел, осознавал тогда — вынь отец клинок, реши сменить власть в Роду, и всё могло бы пойти иначе.
Силен был, ох и силён Артемий Полозьев. Честным трудом, талантом да ресурсами Рода пробившийся на шестой ранг, опытный боевой маг, не раз сходившийся грудь на грудь с боевыми магами, бившийся с пиратами воздушными, с рейдерами кочевников-монголов, покорных Цинь, бивший монстров в окрестных лесах, он был словно матёрый, не раз ломавший хребты охотничьим сворами и волчьим стаям медведь, хозяин тайги. Что против него были трое оставшихся Старших Магистров семьи, купцов и торговцев по большому счету, знающих лишь как изредка драться на дуэлях, могущих отбиться от каких-нибудь залётных лиходеев — но в подмётки не годящихся могущественному магу огня, всю жизнь служившему щитом и мечом — и Роду, и отечеству?
Не совладали бы в совете с ним. А если говорить о Младших Магистрах — двое таких, как и он, служивших Роду мечом, а не счетами и языком, тоже были согласны с Артемием. Схватись они тогда — и правил бы ныне Родом Полозьевых Артемий, отец Романа… Да вот только не поднялась рука могучего мага на отца его жены, на деда его детей, на своего благодетеля, давшего ему лучшую жизнь. Не решился он проливать кровь своей какой-никакой, да семьи…
— Не будет нам счастья от предательства, попомните мне мои слова, — тяжело роняя слова, процедил тогда его отец. — Изменников и предателей не любят нигде. Те, кого они предали, их ненавидят, те же, для кого предавали — презирают. Да и рано, ох рано вы Русь-матушку со счетов списали… Когда запылают города и сёла, занятые врагом, когда ваши циньские друзья теряя портки побегут обратно, когда армии Империи перейдут границу, когда разъяренные нашим предательством земляки будут распинать нас на перекрестках — вы вспомните мои слова. Но будет поздно!
— Империи конец, Артемий, — покачал тогда головой Иван Полозьев, второй Старший Магистр семьи и троюродный брат деда. — Никогда она больше не вернет эти земли… Не с Романовыми точно. А что до презрения… Эту чашу придется испить нашему поколению и следующему — но кто через пятьдесят или сто лет уже вспомнит об этом?
— Земля русская не с Романовых начинается и не на Романовых заканчивается, Ваня, — скривил губы отец. — Я мог бы убить вас всех и взять власть, но не хочу уподобляться вам. Эх, знал бы я тогда, что придется быть изменником…
Роман был, по большому счету, согласен с дедом и остальной семьей. Но всё же грыз его изнутри мерзкий, мутный червячок сомнений, не желала засыпать совесть, которую разбудили отцовы слова… Но сделанного не воротишь — и вот он здесь, доверенное лицо оккупантов и проводник, с отрядом Родовой гвардии — три сотни бойцов, трое Мастеров и он сам, четвертый. Едва ли не самый сильный из отрядов пяти Кланов…