Однако вопреки всем слухам, сплетням, гаданиям и теориями, гулявшим вокруг положения дел внутри могущественного боярского Рода, Старейшина не делал ничего, что бы изменить своё положение. Более того — Федор неукоснительно поддерживал Леонида во всём, не позволяя себе и тени непочтения или, упаси боги, неповиновения. Старейшину явно не интересовала позиция Главы Рода — и даже среди его собственных последователей царило недоумение по этому вопросу. Однако поднимать при нем эту тему никто не рисковал — Федор четко и недвусмысленно обозначил свою позицию по этому вопросу.
Однако хоть разговоры на эту тему и ходили, но самой популярной в аристократическом обществе старой столицы эта тема не была. Ибо в Империи творились куда более странные и опасные события, за живое затрагивающие всех её жителей, все сословия без исключения — от простого землепашца до Князей Боярских. Все гадали — грядет ли гражданская война или Николай Третий всё же использует скопленные силы для чего-то более разумного. Например, направит подкрепления войскам на многочисленных фронтах…
Петроградская губерния ныне напоминала сплошной военный лагерь. Куда ни глянь, куда не сверни — всюду были разбиты походные лагеря бесчисленных дивизий, корпусов, армий, дворянских гвардий и прочего военного люда. От шести до шести с половиной миллионов солдат, свыше двух с половиной тысяч воздушных боевых судов, громадный Балтийский флот, двадцать один Маг Заклятий, более трехсот Архимагов — Николай Третий собрал вокруг столицу в едином кулаке армию, равной которой мир ещё не видывал. Ни разу подобные силы не собирались в один кулак… И уж тем более никогда ещё такая мощь не использовалась столь глупо. А именно — вообще никак не использовалась.
Даже день простоя такого количества войск обходился Империи в десятки миллионов золотых — а простой длился уже не первый месяц… Надо отдать должное военному министерству Империи — несмотря на все очевидные сложности с организацией и снабжением такой массы войск, собранных в одной губернии, они справились и не допустили голода и болезней среди солдат. И теперь это воинство, что должно было бы по-хорошему выступить на Османскую Империю, Цинь, Францию, что всё же вмешалась открыто в войну, и прочих хищников помельче, осадивших со всех сторон Россию, не давало спокойно спать одним фактом своего бездействия боярам.
— Именно так, Старейшина, — продолжил собеседник Федора. — Николаю нашептывают, что прежде, чем разбираться с врагами внешними, следует покончить с врагом внутренним — то бишь с нами. Мол, погляди, государь-Император — и мир заключили с Кайзером в обход трона, и отказываются передавать полученные репарации и долю добытого на войне в казну… А ну как замышляют повторить Кровавый Октябрь — но в этот раз довершить то, чего не сумели? Свергнуть Романовых, посадить на трон кого-то из своих и так далее… И это ещё далеко не самое безумное из того, что звучит под сводами Зимнего Дворца! Многие открыто обвиняют нас в том, что именно мы спровоцировали эту войну, а теперь просто собираемся пожинать её плоды… В общем, окружение Императора всё активнее обсуждает возможность ударить на Москву и подталкивает Николая к тому, что бы начать это безумие. Особенно Императрица и её дружки-англичане — эта стерва, рожденная и воспитанная на Британских островах, внушает мужу, что он, де, единственный монарх в цивилизованной Европе, что не обладает абсолютной властью, и это позорит его и Романовых в кругу других Императорских Родов…
— В кругу других Императорских Родов, поди ж ты! — процедил ещё один присутствующий, невысокий, коренастый мужчина, что несмотря на летнее время сидел в пышной, дорогой шубе. — Звучит так, будто обсуждают, чьё платье моднее, а не правителей Великих Держав… Да какая Романовым вообще может быть разница, что там про них думают эти самые «другие Императорские Рода»⁈ Россия в данный момент открыто воюет со всеми Империями мира, кроме Британской — и то с последними мир лишь на бумаги, длинные уши островных уродов торчат из каждой нашей беды… Лучше бы в открытую с ними воевали — глядишь, получилось бы как-нибудь Лондон взять на щит… Ну почему самый худший кризис государства за последнюю тысячу лет (если не самый большой вообще в нашей истории!) застал нас с этим ничтожеством на престоле⁈
На этот вопрос ответа, разумеется, не последовало. Да и что тут можно было сказать? Наверное, будь на престоле сколь-либо вменяемый Император, этот кризис был бы попросту невозможен — Российская Империя задушила бы в зародыше поползновения Осман и Рейха, устроив показательный разгром, и прочие гиены просто не рискнули бы разевать на неё пасть. Однако вышло, как вышло — история не терпит сослагательного наклонения.
— В общем, — упрямо продолжил первый из говоривших. — Дела очень плохи, Старейшина. Николай непредсказуем, и он действительно может отдать приказ напасть на нас. Нам нужно быть во всеоружии, и потому я прошу вас, ответьте — когда мы приступим к ритуалу? Медлить больше нельзя, иначе Род может попросту исчезнуть.
— Ритуал нам ничем не поможет, если дело примет худший оборот, — ответил Федор. — Наоборот — если об этом узнают, в нынешней обстановке это может привести к весьма печальным последствиям. Риск того, что это станет последней каплей в чаще терпения Николая и его присных, слишком высок — и я не хочу быть тем, кто столкнет первый камешек, что породит лавину. Мы проведем его либо когда убедимся, что Император не собирается всерьез на нас нападать, либо не проведем вовсе, оставив все необходимые знания для наших потомков, что бы они довершили начатое нами.
— Откуда бы Николаю узнать о том, что мы сделаем? В это дело посвящены лишь самые преданные, многократно проверенные родичи, что точно будут держать язык за зубами, — возразил мужчина. — Мы итак слишком долго откладывали! Если задуманное получится, то нам…
— Данила, я повторяю — до тех пор, пока я не решу, что подходящий момент настал, мы ничего делать не будем, — голос Федора стал на самую малую толику холодней, но этого хватило, что бы его собеседник поспешно закрыл рот. — Твои опасения я понял, но паниковать всё же не стоит. Слишком рано ещё для паники… У нас, бояр, одиннадцать Магов Заклятий. У Второго Императора — пятеро, включая его самого, и плюс ещё четверо из числа его вассалов, нолдийцев. Причем эти четверо, как я слышал, дадут прикурить нашим, человеческим. У него полуторамиллионная армия под рукой, плюс у нас, если собрать по всем сусекам и выскрести ополчения и прочий люд, что можно быстро поставить под ружье — два миллиона. Из них гвардейцев, конечно, дай бог четверть, остальные не обработаны алхимией, но даже так — немало. Флот наш, как и его, конечно, оставляет желать лучшего, всё ж поистрепались мы в боях, но в общей сложности тысячу судов наберется. По Архимагам тоже сотни две набрать можно. В общем, мы всё ещё достаточно сильны, что бы генералы Имперской Армии делали всё, дабы не допустить гражданской войны. Во всяком случае в ближайшее время.
Повисла тишина. В рабочем кабинете главного Старейшины Рода Шуйских сидело пятеро человек — двое уже упомянутых мужчин и две женщины, что пока не вмешивались в беседу. Одной из женщин была Анна, наконец полностью излечившаяся от своего проклятия внучка Федора, что сияла красотой. Маги высоких рангов вообще некрасивыми бывают лишь в том случае, если им совершенно нет дела до своего облика, а уж те из чародеев, что помимо личного могущества обладали всеми привилегиями Старейшины одного из самых могущественных и богатых Великих Родов — тем более. Долго страдавшая от своего прежнего, мягко говоря неказистого облика, ныне Анна сияла невероятной, безупречной красотой. Высокая, эффектная блондинка лет девятнадцати, стройная и вместе с тем с пышными формами, одетая в весьма вызывающее синее платье — именно так выглядела сегодня женщина. Учитывая её немалые навыки в магии метаморфизма, она в последние месяцы периодически сильно меняла собственную внешность — как шептали за её спиной, делала она это не только по своей прихоти, но и для того, что бы побаловать своего мужа. Не бросившего и поддерживавшего её все эти десятилетия, и сохранившего супружескую верность… Что ж, как метко выразился нынешний Наследник Рода — его верность ныне окупалась ему многократно.