К чести Старика, он не стал на меня давить. Не грозился, не требовал, не запугивал… И больше того — ни словом не обмолвился о моих родных, что в руках его доброго друга и знакомца Богдана Ерофимовича. Просто раздосадовано сощурился и коротко кивнул, разрешив уйти. Чем мы все втроем незамедлительно и воспользовались… Территорию штаба покидали в молчании, каждый погруженный в свои мысли.
Уже через минут двадцать, покинув территорию штаба и двигаясь к той части лагеря, где расположились наши люди, я заговорил, поставив защиту от возможного подслушивания:
— Думаешь, я зря Старику отказал?
— Наоборот, все правильно сделал, — ответил Петр. — Самого Старика в попытках нарочно тебя во что-нибудь мерзкое втравить мне заподозрить трудно — он действительно сейчас целиком и полностью отдается предстоящему делу, и все эти наши мелочные свары и интриги ему не интересны. Но он слишком доверяет Сысоеву в этих вопросах — а вот этот скользкий паразит вполне мог использовать Олега Васильевича втемную.
— Моими руками убить кого-то, кто действительно передает врагу информацию, но сделать это в тайне, что бы о его преступлении не стало известно. А затем в нужный момент указать, что это сделал я — ведь и аргумент железный, если убитый погиб от рук нежити, то если это не цинь, остается лишь один высокоранговый рыцарь смерти, которому такое под силу. Нашептал семье и Роду убитого, пустил слушок там, сплетню здесь — и вот вам пожалуйста, ещё воз и маленькая тележка если не кровных врагов, то недоброжелателей, — вздохнул я. И ведь, падаль такая, железно уверен в нашей победе, раз загодя силки раскидывает. Я ведь не ошибусь, если скажу, что ты уже более чем четко обозначил, что наш Род намерен закрепиться в этих краях?
— Я даже успел за бесценок у временной администрации губернии купить Родовые Земли, где будет возведена усадьба, военная база гвардии и прочее, — ответил он. — Плюс небольшой одноэтажный особнячок в самом Магадане в обмен на трофейный артефакт шестого ранга — сейчас земля и дома не в ходу, продают за четверть, а иной раз и меньше, реальной цены. Все бумаги оформлены и снабжены необходимыми печатями и подписями.
— А случись нам поучаствовать в этом убийстве с последующим очернением нашего имени Сысоевым и Тайной Канцелярией, это сразу на порядок усложнило бы нашим людям взаимодействие и торговлю с местными, — зло сплюнул я. — Кому охота связываться с теми, кто даже на войне своего союзника не постеснялся прикончить? В общем, прости-прощай репутация, наработанная нами за эти месяцы среди местных… Как же меня уже достали эти интриги! Ей-богу, с каким удовольствием я бы всей этой погани Канцелярской бошки прямо сейчас поотрывал!
— Господин, — прогудел молчавший до того Андрей. — Тогда что бы отвести подозрения от нас в будущем, мне надо будет всё время до этого убийства провести на виду у как можно большего количества народу. Так, что бы потом у меня было железное алиби — иначе могут и так свалить на меня, поди потом докажи, что не виноват.
— Вот только где такое место? — задумчиво протянул Петр.
— У священников, — ответил я. — Они постоянно тебя в чем-то подозревают и пытаются проверять… Так возьми оставшиеся Кристаллы, устройся как можно ближе к их походному штабу и сиди безвылазно, пока я тебя не позову! Всё понял?
— Да! — бодро ответил рыцарь смерти. А в следующий миг сорвался в стремительный полет в сторону расположения нашей гвардии — забирать кристаллы, дабы хомячить их все оставшиеся дни. Сила лишней ему не будет…
Первый день прошел спокойно. Вернее, вечер — к моменту нашего возвращения было уже около восьми вечера. В этот день я решил не дергать людей почем зря, да и сам отправился отдыхать. Предстоят тяжелые деньки, и лучше выспаться в прок…
А вот на второй день уже приступил к делам. Во первых, гвардейцам было приказано готовиться к битве — все тренировки и занятия были отменены, сегодняшний день объявлен выходным для большинства моих людей, кроме разве что обоих Петь и старших командиров, которым было велено проследить, что бы наши ребята нигде не накуролесили. Одуревший от нагрузок солдат, получивший внезапный выходной и подозревающий, что скоро бой и есть немалые шансы его не пережить, отдыхает обычно от всей души, частенько не думая о завтрашнем дне, и если за ним не приглядывать, то все может закончиться очень печально.