Сам Валерий чувствовал себя так, словно ему на плечи взвалили неведомый, но довольно ощутимый груз. Ничего такого, что могло бы его сломить или было бы не по силам, но достаточно тяжко, что бы принимать во внимание и считаться. Разумеется, дело было не в каких-то его особых способностей или, смешно сказать, силе — несколько десятков куда более могущественных, опытных и знающих магов вокруг него не сумели ничего противопоставить неожиданной угрозе, что уж говорить о нем?
Однако под слоями брони, поддоспешника и нательной рубахи, прямо на груди чародея тихим, неярким белым свечением наливался простой, без излишних новомодных изысков и украшений серебряный крестик. Подаренный матерью ещё в детстве, прошедший с ним всю его жизнь предмет, в котором отродясь не водилось особых свойств или сил, активировался словно сам собой, укутав своего хозяина незримой, но крайне эффективной защитой, что позволила сосредоточенному до предела чародею, доверившегося своей интуиции, шептавшей не отрывать ни глаз, ни восприятия от происходящего, не заботиться, как прочим, о банальном выживании и наблюдать.
— Какая глупая букашка… Как смеешь ты лезть в то, что сотворено лично этим Императором, смертный червь? Назови себя, прежде чем этот Император покарает всех вас за дерзость!
Голос… Нет, не так — Глас, с большой буквы, раздавшийся в ушах Валерия, нес в себе обещание всех ужасов, что таятся во мраке ночи. Всё то невысказанное, сокрытое в глубине души любого смертного, все страхи, пришедшие к нему с генами его далеких, ещё диких предков — боязнь перед темнотой, перед неведомым, что таится в покровах мрака и ужас перед самой Смертью. И именно последнего, Смерти, было больше всего в ощущениях, что сейчас накрыли с головой молодого мага.
Крестик с изображенным на нем распятым Спасителем сумел оградить от большей части давления своего владельца, но тем самым оказал ему неоднозначную услугу. Все прочие Мастера в округе оказались без сознания — и это служило надежной защитой их душам и разуму. Магистры же были от природы более устойчивы и крепки во всех аспектах, особенно Старшие — пусть с трудом, но они переносили это давление… Но вот он, Горюнов, был лишь Мастером — и для него даже оставшейся части давления было много.
Душу начала затапливать поднимающаяся волна паники и страха — он внезапно понял, что умрет, умрет прямо здесь и сейчас, погибнет без возврата! И что хуже всего — погибнет не только физическое тело, всё было куда хуже — сама его бессметная, как он прежде наивно думал, душа погибнет, отправиться в пасть явившейся из неведомых бездн самой преисподней твари, став очередной беспомощной жертвой!
Защита от крестика постепенно перебарывала злую силу, проникшую в душу и разум чародея, но делала это слишком медленно. Кто знает, что произошло бы дальше и к чему, к каким невиданным безумством это привело бы молодого боевого мага — однако тут произошло нечто, даже ещё более неожиданное для впавшего в отчаяние аристократа.
— Имя мне — Пепел.
Спокойный, полный уверенности в себе второй Глас словно бы проник в самые глубины души молодого мужчины. Туда, где до того открыто и беззастенчиво хозяйничал тот, первый, разрывающий его суть и естество древними страхами и ужасами, накрывающий его с головой одеялом губительной, самоубийственной паники — и жестко, властно вцепляясь в него. Пораженный, нагруженный до предела образами и ощущениями происходящего разум Валерия рисовал странную картину — серо-зеленый, поглощающий тепло и жизнь туман сцепился с десятками, сотнями тысяч разрядов молний разных цветов и оттенков. Синие, Фиолетовые, Желтые, Зеленые, Красные и самыми необычными из них — Черными. Последних было меньше всего, одна на сотню, не более — но он четко ощущал, что они словно короли, стоящие над остальными шестью.
Туман не желал сдаваться, кидался на жгуты магических разрядов, душил своими мертвенными объятиями чужую силу — но даже умирая, каждый из них успевал выжечь часть враждебной самой жизни хмари. На место каждого погибшего разряда приходил новый, более мощный — и сила Смерти оказалась не в состоянии выиграть эту схватку. Несколько коротких секунд — и туман проиграл, рассеялся без следа, словно его и не было. А вот немногочисленные остатки Молний сохранились…